Жизнь тихонько в нежизнь переходит.
И под вечер, как в царстве теней,
он в подземном стоит переходе
с мандолиной облезлой своей.
Он из века другого, из эры
незабытой, где, он говорит,
если плакали пенсионеры,
то совсем не от бед и обид.
За спиною войны лихолетья,
дни бомбёжек, воздушных тревог
хорошо хоть, что малые дети,
выживая, не помнят всего.
Он же помнит. Ничто не забыто.
Годы голода, холода, драк.
Патефон выдавал «Рио-Риту»
и трофейные фильмы «СПАРТАК».
Оживала страна, напрягалась,
Ветер века свирепствовал, дул.
О, его поколенью досталось!
С поколеньем своим он хлебнул!
Дождь шуршит, пролетают снежинки,
всё стоит он, прижавшись к стене,
он бутылку возьмёт и поминки
справит молча один по жене.
И пойдёт по бульвару хромая
и шатаясь, – бедняга, держись! –
подтверждая, что жизнь – не прямая,
далеко не прямая-то – жизнь.