декабрь это такой специальный месяц.
хочется сложить крылья вниз головой и
заснуть до весны как чорная летучая мышь.
а я живу в комнате с упитанным диваном.
его упругие валики и мохнатые подушки похожи на упругие женские сиськи.
тысяча чертей.
по утрам в комнате адски темно.
лежишь на необъятном диване как на дне первобытного моря.
и сны у меня подводные, рогатые, неприличные сплошь, чешуйчатые.
как каракатица, как берёзовая брунька лежу.
сбываюсь сама себе и сама по себе. не спешу никуда.
диван простирается на север и на юг, и на запад, до финляндии можно додрыхнуть.
потолки четыре метра с лишним,
где-то, где-то высоко надо мной
едва белеет лепнина-аргентина, соледад, постель тёплая как печаль.
в городе будто вечный ремонт.
с неба вечно грозится прилететь на голову внушительный кусок искусства.
всё тёмное, угловастое, неудобное как противотанковые ежи.
город в заколдованных колдобинах и синяках.
в рукаве нож, в зубах свист.
синие как лезвия тротуары.
пацаны забрались в ёлку на углу литейного чтобы пардон поссать
а свет новогодних ёлок трещит, сыплются электрические щепки.
нева ощетинилась весёлыми ледяными зубами.
по вечерам домовой василий садится на подоконник
и тянет стеклянным треснувшим голосом:
уестердэй олл май траблз симз соу фааар эвэй...
в углу засевший заноза-ветер подвывает зубастый как скрипка-акула.
декабрь это такой специальный месяц для секса и алкоголя.
и такая тоска на сердце, но весёлая.
от мороза тесно, и скучно, и зубоскрипательно, и головорезно
как сухое шаманское шампанское.
а потом погулять, и дом кривляется,
а на стене кривые буквы тоже смеются
и басом:
ВСЕЙЧАС и ВЕЗДЕСЬ.