Как и многих дней недели я уже не различал, а настырные метели март морозом возвращал. Застелив дорогу плотно и проталину опять, люди доставали шубы, приготовясь зимовать. Не отпустит беспощадно, ненасытившийся зверь!, и лютует кровожадно, ветер свищет через дверь. Я оделся потеплее и ушёл колоть дрова, у продольного забора вдруг замедлилась ходьба! Обомлел!, когда наткнулся, на старуху без одежд, может... кто её обидел?!, и зачем ей мой насест?! На пеньке сидела робко и мотала головой, пальцы растирая ловко, поступи, совсем босой'!!! Ветер, разгоняя лохмы, седину ей разбросал, старые, большие сосны, как травинки раскачал. Обомлев посторонился, но поближе подошёл, может разумом я сбился?!, где рассудок весь сошёл? Но, нащупав рукоятку в голенище острый нож, резанул слегка коленку, унимая в страхе дрожь! А старуха горько плачет и взывает подойти, о невиданном судачит, вплоть, до искренней нужды! Подошёл, поднял на ру'ки, согревая прижимал!, да так близко, сердца стуки, без труда её познал! Обняла меня, так слааадко!, поспешила ворковать, хрупкое старухи тело захотелось целовать! Раскраснелись щёки лихо от соблазна у меня и шептал ей в ухо тихо, как я ждал её, всегда!
И уже бежали вместе по наваленным снегам, веря лишь своей невесте, что проснулась где-то там! Чудо вырвалось наружу, я кричал ему в ответ: больше, ничего не нужно!, без неё не мил весь свет!
Март уже распорядился и закончил свой пасьянс и наверное гордился, временно приблизив нас. Затопил печурку снова, да избу помыв убрал, жду одну тебя я дома, ветер имя нашептал...