В небесах обитают священные души,
Чьи струны звучат, словно виолончель,
И никто не поет так прекрасно, и лучше,
Чем ангел, известный нам, как Исрафель.
Гласит нам легенда, что звездный картель,
Свои прекратив восхваления, слушает
Сей голос в замолкшей небесной толпе.
И выше, шатаясь в космическом танце,
В своем высочайшем зените, луна,
Что в ангела пение так влюблена,
В любви заливается алым румянцем;
В то время, как в небе гроза алым глянцем
(С Плеядами вместе, что в небе всегда
Кружат всемером, не разлей их вода)
Останавливается полюбоваться.
И все говорят (в этом звездном картеле,
Все те, кто замолк и вникал в его песнь)
Что пламя, извергнутое Исрафелем,
Обязано мощью лишь виолончели -
Он с ней воспевает блаженную весть.
Живую, дрожащую нить разглядели
У таинственных струн небес.
Но тучи небес, по которым ходил он,
В глубоких суждениях видят свой долг:
Любовь в этих тучах – взрослеющий Бог;
Здесь взгляды от Гурий - скользящие льдины.
Полны красотой эти райские дивы,
Мы падаем ниц у их ног.
По этой причине выходит, не зря-то,
Небесный певец Исрафель,
Ты песню бесстрастную судишь предвзято -
Тебя лишь достойны все неба награды,
И лучше тебя и мудрее нет барда,
Нет барда, что лучше тебя и мудрей!
Жизни долгой и радостных дней!
Смотри же, в восторге пылает заря,
А с ней и твой пылкий искусный наряд.
Неважно, ты в грусти или в веселье,
Что тобой движет - Злость, увлечение.
Ведь звезды в тиши горят;
Ведь выстроились молча в ряд,
И слышен лишь рёв твоей виолончели.
Всё небо твое! Но наш мир – он иной,
Здесь каждый из вкусов - то сладкий, то кислый,
И наши нарциссы – всего-лишь нарциссы.
Но тень от твоей красоты неземной,
Пусть скроет светила кромешною мглой,
Ведь сама в небе солнцем нависла.
О, если бы я обитал в небесах,
Где в компании гурий поют голоса!
И если бы сам Исрафель вдруг стал мною,
Доволен ли был бы своею игрою?
Мелодией смертных саг?
Нет! Виолончель свою так бы настроил,
Что сам восторгаться бы стал.