Окстись, царёк! Ужель не ощущаешь,
Как над твоей спесивой головой
Тобой казнённых души проплывают
Печальной, бесконечной чередой?
Вот Курск проплыл – задушенные души
По всем каналам SOS пеленговали,
Но ты закрыл глаза, задраил уши:
– Простите братцы, не таких кидали.
И вы не плачте – шлюхи за десятку.
Вам адекватный выдали паёк,
А лодка утонула – взятки гладки,
Вопрос закрыт, я делал всё что мог.
За Курском души чистые Беслана,
Как голуби парят в небесной сини.
Кавказа дети - мусор для Пахана,
Ты из спалил по злобе и гордыне.
А вот и сотня ангелов небесных,
Из-за угла растрелянных Россией.
Майдан, тобою засланные бесы,
Кремлёвскими патронами мочили.
А нас сверлят наивные вопросы
Кто за расстрел на площади ответил?
За что отдали жизни малоросы?
Кому отдали жизни наши дети?
Но чу, по небу тихо проплывают
Великомучеников лики и знамёна,
Парад их Аня с Борей открывают,
А Саша – замыкающий колоны.
Он первым вкус полония изведал,
Месть пахана – чекистскую Голгофу,
Но c потрохами изуверов предал
И обнажил державы катастрофу:
Как ФСБ взорвало всю Россию,
Как зарулило хамство и плебейство.
Весь мир не ожидал такого слива
Про Моли монструозные злодейства.
А вот аншлаг театра на Дубровке:
Сто тридцать душ по небу проплывают.
Ну почему так зверски и так ловко
Заложников невиннных убивают?
Ведь газ слепой, он врядли различает,
Кто террорист, а кто обычный зритель,
А коль Чекист про газ не понимает,
То он и есть невинных душ губитель.
Но это всё ещё цветы цветочки –
Свидетели локального террора.
Твоей войной убитые сыночки
Покрыли край и горем, и позором.
Плывут гробы, от запада к востоку
Сквозь русскую бесплодную равнину.
Без имени, без адреса, без срока -
Ты пацанов навеки в отпуск кинул?
Их души сам Господь не принимает,
Отцы не признают и даже мамы
От деток отреклись, поскольку знают,
Что не воюют русские с хохлами.
Вот только Варя, Ванина супруга,
Излишне долго слёзы проливала,
Пока чекист – районная садюга –
Не пояснил, чтоб не казалось мало,
Что имя безымянного героя
Ей и во сне не надо вспоминать,
Что Варе все страдания покроют
С лихвою тысяч эдак двадцать пять.
Ведь этот Ванька и того не стоит,
Пять сотен баксов в зубы и молчок,
Сирот детишек велик успокоит,
А Варю - новый пьяный мужичок.
Ну а бойцам невидимого фронта
Ванюшек тех сжигать не привыкать,
Для бойни бабы новых нарожают,
Кидать их всех и неперекидать
В походный, элегантный крематорий –
Конечный пункт твоих "отпускников",
Тобой бесславно сгубленных "героев"
Из анонимной армии бойцов.
Золою безымянных удобряют
Восточной Украины берега,
И тех кто захоронен – укрывают,
От всех: родных и близких, и врага.
Вот и для падших удовлетворенья,
Как знак душевности чекистских палачей,
Ты подрядил для душ переселенья
Всё тех же легендарных журавлей.
Однако, тщетно от своих сограждан
Хранишь полишинелевый секрет,
Ведь Вари, в журавлином клине каждом,
Вань узнают и плачут им вослед.
Парад печальный закрывает Боинг,
Верней останки бренные его.
Три сотни душ несут их над Москвою
Сложить к мощам картавого того,
Зачавшего столетнее бесчинство,
Весь этот чёрный, гиблый передел,
Штыками отмороженных чекистов -
Кровавых мастеров заплечных дел.