В десяти-пятнадцати минутах от вечно беспокойного, как встревоженный пчелиный улей, центра Москвы, совсем недалеко от шумного Цветного Кольца затаилась в ночи великолепная усадьба в стиле ампир. Парк, пруд, царственный и в то же время элегантный фасад усадьбы, роскошные залы… Все это было в состоянии покорить даже самого требовательного и взыскательного ценителя искусства и архитектуры. Здесь часто проводились банкеты и балы-маскарады, отмечались свадьбы и другие торжества.
Но сегодня все было иначе… ;Огни не горели, явно не ожидая абсолютно никаких гостей. Всё здание поглотила тьма, скрывая его от любопытных глаз. Всеми брошенный и покинутый – такое ощущение возникало при взгляде на это всем известное достояние архитектуры. Только сквозь двери в один из роскошных залов пробивался маленький луч света, которому так и не было суждено вырваться наружу, прочь из усадьбы.
За дверьми, где, быть может, еще теплилась жизнь, был не большой и уютный зал с выкрашенными в бордовый цвет стенами. На одной из них висела древняя африканская маска. На встроенных полках из красного дерева стояли античные статуэтки, одна из них напоминала черную кошку, богиню Древнего Египта Бастет. В центре потолка блистала таинственным огнем роскошная хрустальная люстра с не большими рубинами, которая сегодня не горела, уступая свою роль свечам, что были расставлены по всей комнате в каком-то странном никому неизвестном порядке. Окна были наглухо задернуты окаймленными бахромой и кистями многослойными бархатными шторами с драпировкой цвета густого красного вина. То тут, то там можно было заметить бронзовые и металлические мечи, щиты, копья. Может, днем все это и вызывало неподдельное восхищение, но при приглушенном свете атмосфера создавалась на редкость гнетущая.
Но больше всего внимание привлекал к себе овальный большой стол из красного дерева, за которым принято вести званные обеды, но ни одного блюда не было на его гладкой отполированной поверхности, только черные самые обычные игральные кости на белоснежном листе бумаге прямо ровно по центру и ничего больше. Пугающий минимализм во всем своем блеске.
Вдруг пламя свечей слегка дрогнуло, словно бы в предвкушении, а, может, и от страха, и дверь ведущая в алую комнату роскошной усадьбы распахнулась, впуская внезапных гостей. Они выглядели бы странно на московских улицах, но здесь, среди красных стен, бордовых штор и различных мечей, смотрелись весьма гармонично и уместно. Черные дорогие костюмы, явно сшитые на заказ, черные короткие плащи, которые едва доходили до лопаток, с глубокими капюшонами, черные маски на лицах — такая таинственность в полумраке смотрелась пугающе, но, наверное, по-своему очаровывала, если бы тут вдруг нашлись ценители чего-то подобного. Они все, не спеша, прошли внутрь, занимая свободные места, не толкаясь, словно положение за этим тяжелым и антикварным столом было выбрано задолго до встречи. Вскоре все семь стульев оказались заняты, а таинственные фигуры замерли, будто бы ожидая чего-то, ведь роскошное кресло в торце стола было все еще свободно.
Дверь вновь бесшумно отворилась, как и в прошлый раз, но собравшиеся за столом и не дрогнули, в отличии от трусливого пламени свечей. В комнату зашла еще одна фигура, которая разительно отличалась от всех остальных. Костюм был таким же дорогим и сшитым на заказ, но сделан он был из однотонной бронзовой тафты, такой же плащ, доходящий до поясницы, с глубоким капюшоном и неизменная черная маска, как и у всех присутствующих – такой набор отличий выгодно выделял его из толпы, ясно говоря о том, что место в торце стола принадлежит именно ему и никому другому. При каждом его шаге ткань чуть слышно шелестела, разбавляя тягучую и липкую тишину, которая заполнила комнату почти до отказа. Он подошел к креслу бесшумно с почти кошачьей грацией, как хищник на охоте, и, устроившись с удобством, протянул руку в атласных черных перчатках к центру стола и сжал кости.
- Играем? - голос был низким и тихим, а вопрос казался риторическим, поскольку ответа так ни от кого и не последовало.
Встряхнув черные кубики с белыми точками у себя на ладони три раза, неизвестный в блестящем от бликов пламени костюме небрежно кинул их на стол, словно для него результат был и вовсе не важен. Но это было не так. Его быстрый и цепкий взгляд, ухвативший замершие на столе кости, заметили все, но никак не отреагировали.
Игра продолжилась. Никто из собравшихся не пропустил своего хода. Игральные кубики побывали в руках у каждого, нежась в черной ткани их перчаток ровно до тех пор, пока им это позволялось, а потом они снова и снова ударялись о гладкую поверхность стола. И так пять кругов… Пока кости не оказались в руках того, кто первый и сжал их в своей ладони.;
- Проиграл… - снова тот же голос разбавил немного тишину, но не нанес ей каких либо значительных повреждений. - Я, - она снова накрыла алую комнату, подавляя и нагнетая атмосферу до предела.
;;Эти слова, видимо, были каким-то условленным сигналом, не иначе. А как еще можно было объяснить, как семеро неизвестных после озвученного результата вдруг почти синхронно заглянули во внутренние карманы своих пиджаков? ;Мгновение.;И у каждого в руках уже находился маленький белый листок бумаги, ничего примечательного. Он и вправду был девственно чистым, без каких-либо пометок, клякс, даже не помятый. Ручки всех семерых почти одновременно коснулись бумаги и заскользили по ней: у кого-то плавно, медленно и аккуратно, а у кого-то быстро и отрывисто. Но уже через минуты три все было кончено. Ручки снова скрылись во внутренних карманах, а не большие листы бумаги оказались перевернуты исписанной стороной вниз – наверное, это была эдакая предосторожность, чтобы никто ничего не увидел раньше положенного срока.
Тот же, кто до недавнего времени расслабленно восседал в кресле, взял чистый большой лист с центра стала, на котором раньше лежали игральные кости, и притянул его к себе, как и те исписанные клочки бумаги, смиренно ожидавшие своего часа.;;
- И так… - неизвестный выдержал паузу, видимо до остроты любив всю эту театральщину. - Цель, - он перевернул листок того, кто сидел ближе к нему. - Женщина, - снова не большая пауза. - Я смотрю ты склонен к однообразию, Гнев. Впрочем… О вкусах не спорят, - вот и второй лист постигла участь первого. - Запах тухлого мяса? Ты серьезно, Похоть? - кажется, облаченный в золотистый костюм был удивлен. - Не отвечай, - останавливающий жест рукой. - Я ожидал чего-то подобного. У тебя очень чувствительный нос, раз ты так озабочен ароматами. И… - не большая пауза. - О вкусах, действительно, не спорят, - вздох. - Дальше? - третий листок оказался перевернутым. - Золотое кольцо, - он хмыкнул. - Ну, хоть что-то адекватное. Хотя… Признаюсь честно, скучновато, - четвертое бумажное послание тоже было раскрыто. - Находится в розыске, - прочитал неизвестный. - Уже интереснее! - пятый клочок бумаги предстал перед ним. - В браке, - очередь шестого. - Есть новорожденный ребенок, - седьмой листок тоже из себя больше тайны никакой не представлял, как и его предшественники. - Банкрот, - закончил с озвучением всего написанного тот, кто сидел в торце стола.
;;Он быстро переписал все, что уже прочел, на тот самый большой лист бумаги, который, как оказалось, и был предназначен для этого с самого начала. Однако от клочков бумаги он так и не избавился, словно там было еще что-то, не менее важное, по его мнению.
- Результат, - вновь заговорил он, разрушая тишину. - Женщина, от которой разит тухлым мясом. У нее имеется золотое кольцо на любом участке тела, даже если оно просто в виде татуировки где-нибудь на лопатке. Она находится в розыске за какое-то преступление. У нее есть муж, как и новорожденный ребенок. Так же, видимо, раньше она была богачкой, но теперь банкрот, - подвел какой-то своеобразный итог он. - Что ж… Это будет интересно, - неизвестный поднялся со своего места с листом бумаги в руках. - До встречи через месяц.
Никто его не остановил и не сказал ему ничего вслед. Возникало такое ощущение, что все это было уже не один раз в условленном порядке. Наверное, были какие-то правила, обычаи, а, может, ничего такого и не было вовсе.
Но…
Собравшиеся здесь тоже не задержались на долго. И вскоре тоже покинули эту красную комнату, не оставляя после себя ничего, ни одного клочка бумаги.
Словно… Словно их и не было тут никогда.