Голем молчит. Его глаза молчат. Его рот зашит, не закричать, не растянуть
вязкую боль, он её уносит с собой.
Картонные стены наполнены брошенным стулом,
вскриком, руганью,
Чьим-то нелепым молчанием,
Здесь просили прощения - у меня, у тебя и бурно
кричали о битом причале.
Скрипнувший пол, пропитанный сотнями капель воды, из того графина под старым окном, помнит прикосновение рук, а точнее, руки, припавшего на одно лишь колено и то,
как колко, словно карандашом чернильным, проткнувшим кальку, кадык неровно ходил, внутри шеи,
как в эту самую глотку, больно и жгуче, вливался спирт тягучий, вливалось время,
как будто только в дыму, стоящем по центру, единой завесой, можно было прятать повестку. Повесить известных,
Подтянуть за ворот, сжать кулаком и орать, брызжа слюной, о том, как тебе быть мудаком, быть не с одной, но с собой, оставаться наедине каждый час, каждую секунду, пока там, у них - смех, помнить кто ты есть, резать себя, запивать, бить посуду, искать слова, вбивать в голову, всё ради Тех,
Всё - для них, для того, чтобы хоть как-то выразить запись "Точка",
Ты, между прочим, для них обесточен, ты одиночка, Ты раскуроченный принцип о звериной стае.
Она есть, здесь, сзади. Но даже она ничего не знает.
Картонные сваи прячут насекомых в организме этого дома,
Они уже не паразиты, слишком давно знакомы, они его наследники, они же - его шпионы,
От руин - до престолов, от ристалищ - до снобов,
От утех старой соседки для тех, кто будет смотреть и слушать, до самых страшных ругательств, до самых прекрасных и лучших, видели всё, ходили всюду, слышали самую ужасную правду, были молчанием и криком под утро, были всегда только рядом.
Картонный алтарь вспыхнувший, скатанный, высеченный у меня в памяти, посвящён всему недосказанному на паперти, невымоленному, незатушенному, как пожар в крепости, дымными шашками
раскиданный, отброшенный, только бы им в глаза.. Мой алтарь, слегка подкошенный,
Стоит, поддерживая размах,
Внутреннего состояния, тихого жужжания,
я слышу твой голос, страдание,
с которым ты приходил в мою черепную коробку,
Мои шпионы не верят тебе, Осознание
Лжи проходит липким потом,
по маленьким и корявым ножкам, по липким и черным
Строчкам.
Мои насекомые не верят тебе, Одиночка,
По трубам своим водосточным,
Они передают, что ты лжец и точка.
Голем молчит. Его глаза молчат.
Его рот зашит, не закричать,
не растянуть
Вязкую боль,
Он её уносит с собой.