От солнца почерневший древний Маср,
полуденный кошмар – в тени под сорок.
Собранье миражей творит намаз,
вбирая пустоту оконных створок.
Бессоннице пристало изводить,
долдоня заунывную молитву
о сладости и благости воды,
над выжженной пустынностью пролитой.
Раскручивая медленный мотив,
в экстазе колокольном кружит дервиш,
и чудится в окне лицо Юдифь –
видениям немым охотно веришь.
Касается щеки тяжелый шелк
пурпурно-ядовитого хитона,
пропитанный сандалом ремешок
спускается по щиколотке тонкой.
По выгоревшим жестким волосам
изнеженной рукой скользишь неспешно.
И длится поцелуй, смолкают голоса.
И лезвие меча, как неизбежность.