В одинокий трамвай одиноко
я вошел на конечной остановке
в Межапарке
и поехал по плохо освещенной улице
со старыми домами и деревьями,
напоминавшими торсы пожилых людей,
с руками с узловатыми
и скрюченными пальцами.
На следующей остановке пустой вагон
заполнился гомоном
двух подвыпивших пар.
На русском и латышском
они вспоминали
старые названия улиц,
соревновались в произношении
старых латышских слов.
Один из них стал негодовать
по-русски - почему в магазинах
исчезли конфеты <Коровка>?
На набережной Даугавы
я вышел из вагона и пошел
по затихающей и сумеречной Риге.
Древние чугунные кнехты
вызывали в памяти грудастых
торговок салакой, широких в бедрах,
с красными оголенными руками -
воспетых *Чаком.
Что-то от них осталось
и по сей день,
как эти чугунные тумбы причалов
и осевшее на стены и крыши
старых домов тёмной накипью
время,
кое-где проглядывавшее в не смытом
названии древнего магазинчика.
Мы шли с Чаком по Риге
и вдыхали её засыпающий запах.
*Чак - латышский поэт.