Она томилась от моих "люблю",
От поцелуев и пустых объятий.
Ей нужен воздух был, как парус кораблю,
А я душил ее, словно корсет на платье.
Она томилась в клетке золотой
И говорила: "Просто так.. не спится".
А я был слишком занят ерундой,
Не замечал, как стонет моя птица.
Она пыталась вновь и вновь взлететь,
Но тот час взгляд мой подрезал ей крылья.
Она смирилась.. Перестала петь.
Она сдалась под тяжестью бессилья.
Сдалась.. и стала мне привычной, но чужой:
Синицей, что не смотрит больше в небо,
Где журавли пленяли разум мой,
Куда азарт и страсть тянули слепо.
И я кружил в небесной вышине,
В безликой, серой массе журавлиной,
Свой грех и совесть утопив в вине,
Вновь окрылённый жаждою звериной.
Но, вдруг очнувшись, в высь поднял глаза...
Окаменел, не смог пошевелиться.
У самых звёзд, затмивши небеса,
Моя свободная растаяла Синица.