В лесах Эстонии бои –
горят леса под адский скрежет
и танки, словно корабли,
бронёй не море – жизни режут.
Расчёты в прах, один, второй
и не дожить им до заката.
Вчера простой ты «ездовой» -
теперь наводчик – здесь так надо.
Стекло прицела ловит луч -
прощальный дар земного солнца.
Вдруг стих огонь, под грохот туч
мы живы до восхода, хлопцы.
Лежат солдаты-пацаны,
как в птичьих гнёздах разорённых,
в окопах страшной тишины,
кровавой болью напоённых.
Сосновый бор, затишье, мрак,
поют «сигналки», затухая.
Тетрадный листик натощак
ты заполняешь, отдыхая.
«Меня простите, что молчал,
родные папа, мама, сёстры.
Я с батареей отступал,
с боями отступать не просто.
Застала нас в Литве война
под Таураге, граде малом.
Бомбили долго, дотемна –
к закату города не стало.
Я счастлив весточку послать,
мои родные, слёз не лейте,
но кто-то должен умирать –
нам завтра в бой идти последний».
Спустя три года, как итог
тревожных снов, надежды, веры,
что он живой, что всё же смог,
к ним «похоронка» подоспела.
«Под Эйствере погиб в бою,
геройски…», ну и всё такое.
Теперь в солдатском он раю,
как и положено герою.
Историю хранит письмо
на выцветшем листке тетради.
В семье реликвия оно –
мне автор был родимым дядей.
Надеждой тешусь, что не зря
в письме войны застыли строки:
победы горькие поля
не поглотят времён потоки.