27 марта

Владимир Грикс
Горе Президента было видимым.
Позой чувства не изобразить.
В сердце его мерзостью обидели.
Он найдёт виновного сразить.

Кулаки его уже сжимаются,
Как же так? Что сам я не учёл?
И вблизи чиновник ужасается.
На меня он посмотрел ещё.

С ватными, свинцовыми ногами
он принёс тяжёлый свой букет.
Положил и мысленно слогами
сам себе подумал: нет, нет, нет.

Как им жить, отцам и мамам, детям,
чья родня сгорела тут вчера.
Не опознаны их кости где то.
Лишь осталась в памяти дыра.

Что сказать им я могу сегодня.
Ждёт спасения от меня страна.
Неужели ни на что не годный,
и останутся одни слова.

Я готов метать, кружить и резать,
паразитов разных, сволочей,
буду сильным, умным, буду дерзким,
пусть дела пойдут у палачей.

Если я оставлю без внимания
этот пир безумства и огня,
проклянёт меня без понимания
лучшая любимая страна.

С этой клятвой он летит в столицу.
Ноша тяжела, и дальше жить.
Надо дальше, сохраняя лица,
ненавидеть, верить, дорожить.

Здесь не раз ходили прокуроры.
Покупал себе трусы судья.
И куда же направляли взоры.
Власть у них огромная, бадья.

Кто же разрешил открыть гадюшник,
ставший вдруг ловушкой для людей.
Приплатили денежки радушно.
И готово, всех дои, владей.

Есть у нас инспекции до дури.
Многие кончали МГУ.
Гад, который всех тут обмишурил,
глазом удивления не моргнул.

Хочется, как Пётр, стрельцам по шее
сделать подходящий строгий жест.
Получите! - Раз Вы обнаглели!
Должен я. Ношу тяжёлый крест.