у Платонова был единственный Котлован на всю повесть,
а у нас блоки на каждые пятьдесят километров,
машинки Зингера, выстрелы в небо,
хруст под ногами грязного снега.
ребёнок в хрущёвки собрал последнего ангела
из засаленного и старого конструктора lego,
велосипеды - искорёженные спицы,
синицы падают с веток в усохшее горло,
в пивнушку идут, что бы снова напиться,
это, как же его, Сверхчеловек по Ницше,
проведён от шеи до шеи хрустальной нитью,
ведь витиеваты ходы катакомб, в сосудах,
если за тридцать, встаёт каждый тромб,
полиция свистнет - ты мёртв,
сегрегация суточных камер,
пытают пытают пытают,
давай на слякоть выкидывай тайны,
выдумывай,
пой истину,
пей исповедь,
получай в зубы
из его жесткого
сапога,
как собака лай,
вой Сатана! -
нам бы в последнем крике
птицами стать,
отстаньте отстаньте отстаньте
от нас!
в последнем хоре земном мы содрогаемся
хрустом костей, воплями, визгами, глазами,
как серебро пред Лунного света очами,
мы хотим улететь в самое синее небо,
что сложного оставить нас?
вам и так довольно восторгов топтать
наше каждое новое лето,
запихивать в бобики,
будто мы тут совсем голые
и совсем без билета,
но нет!
мы дети ветра!
а для вас, кто?
недомерки!
полу-люди и скот,
на пособии,
за чертой,
будто землю под нами
рыл крот,
вы шилом нас
и рты на замок,
кричите следом
в уходящую тень - не разевайте пасть,
в горле застрянет комок!
и человек за чертой делает последний глоток
перед своими вечными, неуклюжими,
в механизмах судьбы
пытками пытками пытками,
а нам
в последнем крике
птицами стать
и в небо криками
тихими тихими тихими.