Один гордый, но честный и тертый пакет,
Захотел вдруг расстаться с позорным клеймом магазина.
Захотел быть свободным на старости лет,
И упавши из пальцев узбека, хохла, (да не важно- грузина!)
От чего он, конечно, немного обмяк,
Но почувствовав первый веселый сквозняк,
Он легко миновал турникет, дверь с суровой охраной,
И красиво проплыв по над грядкой цветущих тюльпанов,
Наконец вылетел он в ослепительный свет!
И почуял свободу, не слыша уже банкомата и звона монет,
Воплей женщин за кассой, бурчанья скупого мужчин,
Он взлетел над рядами богатых, роскошных машин,
Над мостами с цепями, над шпилями новых церквей,
Он парил абсолютно свободный, ничей,
Он потоки ловил, целовал ветер ртом,
Он парил и не думал, что будет потом.
Чуть не встретился с кроной колючих ветвей,
Но успев обогнуть прибалтийский муссон,
И пришпорив под облаком пять голубей,
Для него это был как несбыточный, сказочный сон!
Как же можно любить все и не воспарить?
Воспарить, всех любя- только так можно жить!
Если б был он двуногим, он так бы наверно и жил-
Эти розы, фонтаны,ветра и полеты — дарил!
С сожаленьем взглянув на не летящих людей,
Тех,которых оставил толкаться внизу в магазине,
Тех,кто вечно все тащит в пакетах, кульках и корзинах,
Он счастливо рванулся навстречу сверкающей бездне лучей.
И видя дум его гордый, высокий полет,
Помахали завистливо вслед дерзкому беглецу,
Занавески из окон, какой- то чуть пьяный пилот,
Над полями чуть ниже направивший свой вертолет,
И улыбка прошла по пакету(нельзя же сказать,что лицу)
И хоть все понимали, что этот полет будет краток,
(Не всегда же попутные дуют пакетам ветра)
Но махнули ему полотнища торговых палаток,
И развернулись во фронт перед ним флюгера.
И скрипучая форточка ему помахала окном,
Он для всех невзлетевших в тот день был героем- орлом!
Он взмывал и играл, и в потоках шальных кувыркался,
Он был здесь заодно со стрижами, пушинкой, дождем,
И с сиявших высот он над всем нелетучим смеялся,
Потому, оказалось, он был для полетов рожден!
Но уже в километрах пяти от земли,выполняя простую петлю,
Уже видя мир сверху, он подумал про долю земную свою-
Вот его истаскали, а кто неподкупно любил?
В него клали такое, чего не расскажешь попу,
Он ходил по рукам, как распутная девка в борделе,
Развлекал, вместо мячика, детскую шантропу,
На нем чистили, мылись, блевали, сидели,
На нем резали кильку и прочую рыбью кишку,
Насыпали картошкой, почти по мешку,
Клали тухлое сало и печень в кровище,
Он такие тюки выносил, где у прочих бы трескалось днище,
Он прошел через то, что не вынес любой целофан,
С ним, не видя породу, всегда обращались по- хамски,
А коль честно сказать, на нем больше проколотых ран,
Чем от шпаги в мундире любого героя в испанском!
И от этих всех мыслей ему стало душно,
И он взмыл чуть повыше заводов и доменных труб,
«Да!-подумал пакет, низший мир очень груб»,
А он успел подружится и с шаром воздушным
С дивной лентой нарядной от елки блестящей,
И с шальным попугаем, на всех языках говорящим,
И со стаями птиц, что живут в этом счастье летящем-
Время замерло в птицах, на перегибах ветров,
Ведь уносит тебя от земли только то, на что сам ты готов.
(Вот так думал разорванный старый пакет,
Хотя вряд ли пакет попадает под летопись лет)
Но раздумья нас тянут к земле и сбивают с потока,
И рассказ мой окончился вдруг раньше срока:
Мой пакет, среди ветра орущий от счастья,
Что покинул наш мир бесполезных и праздных трудов,
Испытав все полеты и взлет сладострастья,
Залетел под машину без тормозов.
К этой смерти, конечно, он не был готов,
Он был первым, сбежавшим из рабского плена,
Кто одним дуновеньем все звезды достал,
Но он даже на шине крутясь, трепетал, ликовал,
Подтверждая свободу полиэтилена!