Порой говорю много и невпопад.
О том, как достал ветер, снег, или град,
О том, как проснулась не с той ноги с утра.
Что Ритка, вроде бы не тупая, но в голове дыра.
Тимур с ней нянчится, як с ребенком, парнишку жаль.
Еще о том, как листает нещадно дни календарь.
Вчера вот морозил нос, уши суровый февраль.
Сегодня, то ли пеки куличи, то ли блины жарь.
Действительно, много трещу.
Но о главном молчу.
Что по ночам кости ломит «пожалуйста, ни к врачу…!»
Что во мне бесы свирепы, хоть плетями их выбивай,
Хоть руки скручивай, валокордин литрами заливай,
Читай заклятья и проводи обряд экзорцизма,
Выбивая с нечистыми остатки категоричности и антагонизма.
Что боль душевная мне ни друг, ни сосед, а мать.
Что мы с ней родней всех родных, даже делим кровать.
Она меня душит вином, иногда путая сознание рифмами.
Удаляясь под утро, когда не прошу, а кричу молитвами.
И я так устала и выдохлась, но молчу!
Молчу, что тебя больше света хочу.
Что готова идти на ощупь, но чувствовать твои пальцы,
Что ты в моем сердце и разуме стал постояльцем.
Готова с тобой ни в огонь и воду, а сразу в лаву.
Что стану кем хочешь, заменю любую твою шалаву.
Скомандуй «стреляй», а секундой назад спущен курок
И не пошатнется от криков и воплей мой малый мирок.
*
Изначально, друг мой, весь этот сброд мыслей
Совсем не о боли, и даже не о любви.
Как обычно, о главном молчу.
Ты, пожалуйста, говори.