И бережен, и просто так - живучий,
не обделён ни каплею тепла,
искал я в жизни родственных созвучий
своей душе, что многое могла.
Какие грозы сотрясали воздух!
Какой эпоха нагнетала звук!
А для души всё это - только отзвук,
неволя слов, приговорённость рук.
Душа уже не так спешит на пламя
и до конца себя не отдаёт,
не говорит "такое было с вами?"
и для себя, и для себя поёт.
И жаль её за всё, что накрутило,
за то, что рвётся жаждущая нить,
за то, что ей и мира не хватило,
когда её одной могло б хватить.
ВЕСЕННИЙ ДЫМ
Эти дни - что суетные сводники:
всё звонки и встречи наугад.
Жгут листву апрельские субботники,
и дворы, как стойбища, дымят.
Всё шаги на лестничных клавирах.
Моет окна женщина в трико.
Пахнет далью в прибранных квартирах -
это дым, но дышится легко.
Время петь, задумывать и чаять.
Время править грустную строку
и не спать, пока не укачает
на весеннем бешеном скаку!
К РОДИНЕ
Ничем тебя я не утешил,
ничем тебе я не помог,
но, как герою, ты мне те же
дарила радости дорог.
Я умирал бесславно, глупо,
ещё ничтожно молодой,
а ты мне смачивала губы
своей живительной водой.
Мне даже мира было мало,
не то, что области берёз.
Ты, как заботливая мама,
ждала - скорее бы подрос.
Как сильно верила ты в силу
и кровной связи, и добра,
и что к неудальному сыну
придёт и взрослая пора.
Так и должно было случиться:
как пред дорогой вековой,
хочу с тобой наговориться,
хочу подольше быть с тобой
и надышаться, чем ты дышишь,
и душу полную излить,
и все твои худые крыши
перед разлукой починить.
1971.