В чувствах влюбленного есть элемент желания. Но это желание отклоняется от цели и направляется в сторону некоей рассеянной сексуальности, какой-то общей чувствительности.
Р. Барт.
Влюблённый чуток к любимому, настроен даже на его "мелочи", откуда появляется такая чувствительность, вдруг? Ведь в повседневной жизни мы скорее грубые существа. Тем более, что подобная чувствительность не похожа на элементарный культурный такт или соблюдение формальной учтивости.
Казалось бы страсть, это достаточно прямое, резкое желание, пренебрегающее нюансами, но глубина страстности, формирующая подлинное человеческое устремление, оказывается не может обходиться без определённой меры рассеяния на тысячи маленьких искр, или звёзд. Страсть зажигает не одну вселенную, как нам кажется, а множество миров. Влюблённые находятся и обитают в облаках, в атмосферах, а не являются точками, между которыми "движется поезд", типа от А до В.
Строго говоря, влюблённых никогда не двое, их трое - они сами и их облако, на котором они живут и которое их поддерживает. Назовите это облако как угодно - бытие, опосредование или несколько более романтично "очарование" - как только оно исчезает, между двумя теми же самыми людьми ничего нет, они остаются оголёнными, нагими, грубо нагими.
Значит желание растекается. Любимый предмет видоизменяет желание. И это, быть может самое интригующее, что свойственно человеку. Не скучна ли была бы картинка нашей жизни, если бы желания всегда чётко преследовали свои цели и точно достигали их, не напоминала бы она тогда "обыкновенную жизнь роботов"? Конечно, к этой картинке можно было бы добавить ещё негативную - желание не достигает своей цели, рушится. Но не думаю, что от этого бы, жизнь изменила свои чёрно-белые контрасты на цветные, сочные тона. Куда интересней тот момент, что наше желание в самом своём исполнении и поиске могло бы видоизмениться и отклониться в сторону, трансформироваться прямо по ходу своей реализации. При такой игре человеческих страстей, мир действительно становится цветным и многосложным.
Выходит, что любимое - это то, что меняет меня самого. Это не фиксированный объект достижения, а моя возможность претвориться, почувствовать себя иным, открыть в себе новые возможности, радости, но и страдания соответственно. Любимое - это мир мне навстречу... и никто не останется таким, каким был прежде - ни я, ни мир. Многих это пугает. И они пытаются выстроить даже свои любимые отношения в рамках представимо возможного и наглядно существующего уже. Отсюда проистекает множество проблем, которые люди создают себе сами. Мир выстраивается "под себя" и под опробованные, проверенные отношения, но мир в таком случае гаснет, тухнет на первоначальных этапах, так и не сумев раскрыться в своём цветении. Образуется не старое и не новое, а белиберда, суррогат, некоторый заменитель - полуреальность.
Любовь - это то, что рождает желания, поэтому желания не ставятся первым номером, они сами оказываются порождёнными. Понять это нелегко, лучше прочувствовать, хотя бы один раз. Сравнить, и тогда осознать что есть Бытие, а что вовсе не есть ни Бытие, ни реальность.
Что мы имеем вокруг, повсеместно? Игры в Любовь... это когда они привязаны к существующим отношениям, подстроены под них и им соответствуют. Впадение в представления, пустые образы - когда человек одинок и отброшен от истинных, актуальных связей. Цинизм, нигилизм - как остаточный результат всеобщей усталости. А саму любовь исполнить трудно, как великое музыкальное произведение великого композитора. И труднее всего потому, что она неизбежно - метаморфоза моей самости.
Желания любви подвижны и игривы, они не костенеют так, как наши обычные желания. Любовь повторяет саму себя, повторяет свои желания и не устаёт от этого, потому что повторяет во множестве вариаций и на новых уровнях. Все наши прочие желания стремятся в этом смысле уподобится любви, они хотят разнообразиться, рассеиваться и удовлетворяться в новых частностях.
Моё текучее желание волнует меня гораздо больше, чем даже его объект. Человек впервые встречается с самой подвижностью его природы, делает потрясающее открытие, что он призван ощущать гораздо больше вот эту неуловимость и исчезаемость, чем определённое и отнесённое. В крайнем случае в любви, этот подспудный момент человеческого восприятия выступает наружу. И порой неясно что с ним делать... Да никогда неясно, не только порой! Потому что это мир поэзии, а не техники!
Мир техники не должен нас чересчур озабачивать, потому что он призван освободить нас для мира поэзии, а не алчно заглатывать наши бесконечные жертвоприношения. Всё что игриво, текуче и блестит в миллионах брызг - наша истинная природа, и нашему желанию в конечном счёте туда, а не на свалку робототехники.
В общем, я хочу сказать вслед за Бартом, что любовь властно захватывает и подчиняет себе желание, если таковое вообще можно рассматривать постоянно присутствующим, как например, сексуальное желание. И власть любви над желанием проявляется как неизбежная модификация последнего. Сексуальное желание не только подвергается мощнейшему преобразованию, но и дополняется новыми, вновь созданными любовными желаниями. Всё это позволяет говорить о совершенно ином способе чувствования, можно сказать, даже алогичном, с позиций простой сексуальной ориентации. Любящие - безумцы для этого мира, потому что всё у них шиворот-навыворот. Они живут во вновь созданной, по ходу действия области, а потом уходят оттуда или теряют её, и возвращаются в наш привычный тесный круг.
Почему он тесный? - Потому что в нём нет места облакам между нами. И нет на это времени. А у того, кто любит есть.
Желания связывают нас тесно с биологическим миром, любовь - с миром человеческим. В основе всех наших биологических желаний лежит одно единственное - желание жить. Мощнейшие сексуальные инстинкты произрастают прямо из него, инстинкт самосохранения - его прямой коррелят, а желание "жить хорошо" - человеческое к нему дополнение, но не больше того. Всё же, что лежит выше границ этой области, имеет уже совершенно иные законы, но в силу своего довольно распространённого несовершенства "падает" вниз на биологию и заражается ею как вирусом. Между тем, действительная человеческая свобода начинается там, где, наоборот, биологическое подчиняется человеческому. Именно этот момент и подмечает Барт во взаимоотношениях любви и желания. Трансформация происходит незаметно, а затем с удивлением обнаруживается. Невозможно поверить, что такое может быть, мы называем это чудом и пребываем в восторге, когда это происходит с нами. Но на самом деле только так и может, и должно быть в человеческом мире, редко это встречается потому, что мы, как ни странно, редко живём по человечески.
Мы всё ещё недостаточно приподняты над нашей биологической природой в природу человеческую, в природу не автоматов и машин, потому что чаще всего именно такую природу противопоставляют всему живому, а в природу "чуда". Историческое развитие человека завершает природа "чуда", а не мир техники.
Будущий человек будет рождаться в чудесах.