Греет солнце, а мне всё стынь,
я молитву шепчу - аминь.
Бог, иссохла моя душа,
я подобие миража.
Плоть горела в огне моя
и уже из небытия
моя девочка, ангел мой,
убиенная не войной,
задыхаясь в дыму рвачей,
казнокрадов и сволочей,
добежавшая до дверей
замурованных для детей
безразличием жалких душ,
коррумпированных чинуш,
билась болью и дрожью рук,
замыкая агоний круг;
просит: мамочка, помоги,
всюду пламени языки,
мама, мама, люблю тебя...
Отдирают ножом скребя
каждый день не её - меня.
И других детей имена
выжигает огнём душа.
Бог, неужто нет рубежа
и для пешки, и для ферзя
за который никак нельзя?
На закланье несём детей,
и страну свою, и людей.
Я за дочку молюсь - аминь,
а по венам не кровь, а стынь.