В ауле, где народ скандальный,
Где суета и гул баульный,
Мне сон приснился сексуальный,
Нет, что вы, что вы – саксаульный.
А у ручья верблюд двугорбый,
Такой же как и прадед гордый,
Залил горбы уже до нормы,
И в восхищенье до сих пор мы,
Что месяц плыл такой дуальный,
Двурогий, как бульдог сердитый,
Весь окруженный звездной свитой,
Но до нельзя оригинальный.
Я по жаре прошел полметра,
а истощился на пол-литра,
а путь длиннее километра,
а килолитра не залито.
Верблюду лучше – он двугорбый,
Ворочает надменной мордой,
Он до нельзя оригинальный
И горб имеет оптимальный.
А месяц плыл такой двуликий,
Двурогий – вот и злой от части,
Разбитый светом на две части,
Как триста лет назад великий.
Напав на золотую жилу,
Один ковбой сошел с коняги
И на горе построил виллу
И дно искал в жестяной фляге
Объемной, трепетной, двулитрой,
И глаз его до дна залитый,
Смотрел как лунной половиной
Гуляет месяц над равниной.
И, светом месяца облитый,
Ковбой гуляет по дороге,
Безмозглый – потому двурогий,
И оттого такой сердитый.
А я пилил пилой двуручной
Бревно – подарок щедрый леса.
И скрежет извлекал певучий,
И запах свежего зареза,
И сам был как бревно двукрайний,
В своей двуликости – бескрайний,
В своей двурукости – обычный,
И, как полено, симпатичный.
Но, обладая чувством такта,
Я знал, что тихо с неба свесясь,
Меня зовет двурогий месяц
На четверть лунного экстракта.
Но не увидев дна в бутылке,
Что сбросил месяц–исцелитель,
Я взгромоздился на носилки
И угодил в медвытрезвитель,
И там сержант, до боли младший,
Будил мой организм упадший,
А человек он был отличный,
Но, к сожалению, двулычный.
Ему приказ чеканил устный
Обычный лейтенант двузвездный,
И тон имел довольно грозный,
А сам был отчего-то грустный.
И, под воздействием доз целебных,
Казалось, что с фуражки свесясь,
Над звездами погон служебный,
Торчал двумя рогами месяц.
Еще казалось мне, что где-то,
Где в небе мечется комета,
Ковбой гуляет по дороге,
В своей обычности двурогий,
Склоняя влево рог бараний,
В своей безмозглости безликий,
И оттого уже великий,
В своей великости – бескрайний.
До отупения спокойный,
Как будто нервы сдал в починку,
Я уминал пирог двуслойный,
не забывая про начинку.
И был несказанно нахальный,
Давил в душе пожар локальный,
Своей двурогостью обильный,
На удивление двужильный.
И два моих оленьих рога,
Как два одноутробных брата,
От света лунного собрата
Бросали тени на дорогу.
Мы с полумесяцем – два брата,
Вот и трубим в четыре рога.
Он - от восхода до заката,
А я – с рождения до гроба.
О чем я все-таки волнуюсь?
Опять с бутылкою целуюсь.
О чем я так переживаю?
На солнце раны заживают.
Ведь случай, в общем, тривиальный,
Простой, безаппеляционный,
Но, до нельзя, традиционный,
До неприличности банальный.