В загустевшие сумерки спрячу печаль,
подожду, пока чайник, фырча, возмутится,
заварю, как чифир , чёрный байховый чай
всё равно до утра почему-то не спится.
И глоток за глотком буду пить по чуть-чуть,
чтоб от горечи терпкой тепло поднималось,
чтобы сердце стучало настойчиво в грудь,
будто прошлое в дверь вновь ко мне постучалось.
Чтоб метался язык бессловесным немым,
признаваться не смея душе в том, что хочет,
свои тайны храня, притворялся скупым,
проставляя в графе о влюблённости прочерк.
И грустила душа, дав себя обмануть,
слишком дерзкой мечтой и напрасной надеждой,
отпускала обиды, чтоб в них не тонуть
и казаться себе беззаботно небрежной.
В непроглядную ночь отпущу я печаль,
пусть стучится в окно мотыльком одиноким,
завтра встретимся вновь, будем пить терпкий чай
из напрасных обид и обидных упрёков…