Когда не было ничего, кроме ничего,
Когда я не любила имени ничьего,
Когда брызнуло небо чернилами, стало течь.
Он пришел и начал меня беречь.
Дал мне ручку, тетрадь, раскрыл надо мною зонт.
Только я не писала - я знала, что он уйдет.
И чернила с небес не стерпит моя строка,
И дождливая дрожь потянет по позвонкам.
Я сказала ему: "Понимаешь, уходят все.
Потому что давление в тысячу атмосфер,
Я - проводка, что извивается и искрит,
Первоклассный, замаскированный динамит.
Ты обнимешь и я разорвусь у тебя в руках.
Я боюсь любить. У меня первобытный страх.
Я боюсь начала, ведь вижу уже финал,
И тушу свой запал - да черт бы его побрал!
Уходи, я прошу тебя, я тебя прокляну!
Кипятком оболью, заточу у себя в плену.
На болотах моих давно торфяной пожар!"
Он молчал, улыбался и зонт надо мной держал.
А чернила рекой лились по стальной трубе,
Подчинился город грома шальной пальбе.
На стекле дождь и ветер играли в свое лото,
А окно стонало и воздух глотало ртом.
И когда был закончен раунд, отыгран кон,
Разлинеен и перелистнут был горизонт.
Мир вдруг сделался пуст, от всего отрешен и чист.
Я увидела, что в тетради исписан лист.
Я трясла его и кричала: "И что теперь?
Нам погибель теперь! Нам обоим теперь апрель!"
Он свернул свой зонт и повесил его сушить.
Повернулся ко мне и сказал: "Значит будем жить".
18.04.18