Я знаю, как назывался мой народ,
я помню, как воспевали великородность,
и было как в Спарте, только наоборот –
здоровых и сильных сбрасывали в пропасть.
А тех, кто остался, стригли под купола,
кормили врагами, выкраивали под Имя;
но сброшенные воскресали, ИншаАлла,
и множились так, что земля трещала под ними.
У цезаря конь, легионы, хлеб и вино,
невидимое на складках кровавой тоги.
Я помню, куда выходило моё окно,
и вижу, во что упёрлось в конечном итоге.
И мечутся гуси, пытаясь его спасти –
мой мир, обретённый за двести рублей с акцизом.
Я делаю вдох, считаю до десяти,
и, свесив копыта с кухонного карниза,
встречаю закат.