у русалочьих глаз холодный морской отлив,
её хвост разрезает упругую плоть воды.
но кричат рыбаки, мол, гляди-ка, она – не миф.
и огромные сети свои раскрывают рты.
и она попадает в сухой, непривычный мир,
где над рыбьим хвостом смеётся и стар, и млад.
они носят одежды, собратьев её едят…
каждый важно раздут, будто пустой пузырь.
её учат ходить, улыбаться, носить бельё,
говорят, что вот это – стул, и на нём сидят.
чешуя превращает непрочную ткань в тряпьё.
воздух жжёт её горло, и это – почти что ад.
но они продолжают учить, а потом – ругать,
мол, не так и не то, мол, она не умеет жить,
мол, какая же выйдет жена и какая мать,
если ласты русалочьи даже не разлепить.
если руки кривые, а кожа пропахла дном,
если путает вилки, не знает, как пить вино…
и русалочьи веки затёрты чужим платком –
из неё человека
не сделают
всё равно.