У меня зазвонил телефон. Полмаршрутки полезло по сумкам-карманам – не я, значит, одна ленюсь гудок поменять…
Звонила подружайка старинная. С неотложным, как всегда, делом: надо ей объяснить, как смысл русского слова иногда от одного только ударения меняется. Не говоря уж ни о чём прочем.
Я, конечно, попыталась отвертеться. Тоже как всегда – в конце концов, я же в маршрутке еду? Вот. Я сказала, что она очень всё круто сформулировала – мне так, типа, без справочника и не суметь. Но Татьяна упорствовала.
— Ну ты ж знаешь немчурок нашинских? – это она про вокалисток своих лютеранских. – Им надо всё досконально! Так что сперва мне растолкуй. Но популярно, с примерами, а то окромя «му'ка-мука'» мне ничего в голову не приходит. Люсь, тупость, что ли, заразная?..
Я напрягла извилины, но Татьянино предположение, видно, было верным – сходу блеснуть эрудицией не получилось. Пришлось потребовать дополнительное время – мол, если в мозгах таки прояснится, пришлю примеры эсэмэской. А куда было деваться? Тем более, из маршрутки.
Но ни рогошевеление, ни репочесание не помогали: «му'ка-мука'» оккупировала всё пространство для мыслительных маневров, и я зависла, что твой комп. Хм… На кой вот чёрт певческому коллективу этакие му'ки? Не говоря уж обо мне?
Тут опять все зашебуршали в поисках своих мобил, хотя звонила моя. В смысле, опять звонила Татьяна.
— Ну? – строго спросила она. – Придумала? А то у меня репетиция через час. Не до проволочек.
— Вот!!! – вскинулась я радостно. – «Про'волочек»!
— В смысле? – забеспокоилась подруга.
— «Проволо'чек-про'волочек»!
И, словно кто замо'к отпер – «Замо'к! За'мок!» – из меня, кроме муки', посыпалось безо всяких мук: и'рис-ири'с, кле'щи-клещи', че'рти-черти', ко'пи-копи', ка'пель-капе'ль, тру'сы-трусы', пла'чу-плачу', а'тлас-атла'с, ви'ски-виски'!..
— Мели', короче, Емеля, – вопила я вопившей «хватит» подружке, – минуя языковы'е ме'ли!
…А вовсе не языко'вые! Языко'вая – это колбаса.