Бабочка летела лесом.
Размером, видно, с дирижабль.
Лес был огромен и с трудом
Деревья в нем теснились, соль
Такого образа лишь в том,
Что Гулливер в стране громадной,
Запутался в траве, он гном,
С попыткой смысла величавой
На удивительном лице,
С застрявшим взором в тишине,
Что по листве порхает выше,
Ползет по вековым стволам,
Охватом что шагов не мало,
И возвращается к ногам:
Он смотрит отчего так стало.
И дирижабль на крылах
Отмашкой верной и чудесной,
И тут же страшно интересной,
Чарующей невнятный «ах»,
Упал на чашечку цветка,
Что только распускаться думал,
И трепет жуткий хоботка
Желанием нектара спал,
Но пробуждался во движеньи,
Ища как будто запах роста;
И в этом мертвом наслажденьи
В крылах унявшись неспроста
Вся бабочка великой стати,
Огромностью своей дыша,
Смотрела Гулливеру: «здрасти?».
Тревожа ужас не спеша,
Что поглощал беднягу дивно,
Стараясь в сердце осаждать
Потугу бега: но пассивно
Он продолжал сие взирать.
Она с него размером, боже!
(Молиться время ли сейчас?)
Но ток по чувствующей коже:
Ее воткнулся в сердце глаз
Неразличимым вовсе взглядом
(И есть ли взгляд-то у нее?)...
Насыщено ли чрево ядом,
Бояться, плакать ли... свое
Он подобрал в жменю отвагой
Желание унять мандраж.
И бабочка вспорхнула, тягой
От крыльев мощных стало аж
На миг лицу всему щекотно:
Заботливо прочуяв лапки,
Она, собрав к себе их кротко,
Как будто бы сошла с руки
В его измучившемся чувстве,
Что зрело тут минутой дива;
Она стремительна, красива,
Чуть-чуть ленива и спесива
В движеньях ладных и простых.
И Гулливер секундой страх
Свой ощущал, но тут же вспрял.
И видя необъемный взмах
Затменье солнца наблюдал.
Какие-то мгновенья. Лес
Шумел дремотной тишиной.
И пораженный сей страной,
Он дале средь травы полез,
Пытаясь выбраться к тропе,
Чуть не подумав, что откуда
Тропа здесь будет для него.
Поскольку — вот везде лишь чудо
Великой формы, да чего
Он делает в престранном мире,
Каким же ветром занесло
В сии пределы его. Шире
Уж лес и вдаль смотря: дымит село.
Как долго шел... уже не помнит.
Но ближе к дому подходя,
Почуял: сердце говорит,
Что жизнь с ним весело шутя
Ведет его туда где сон
Становится поболе яви.
Пред ним корова-великан
Жует траву, и смотрит: мало ли.
У неба там в дали превышней
Под лупой будто облака...
И глас пастуший все слышней.
И гром шагов. И дрожь зыбка
Его души, что ждет развязки.
Корова дожевала сочно.
Он помнил на ночь мамы сказки.
Такого не упомнит, точно.