Монолог волка

Петр Затолочный
1

Жизнь волчья нелегка, я голоден порою,
но, смерть презрев, крадусь в богатое селище.
Там глупую овцу схвачу у водопоя
и накормлю своих волчат отменной пищей.

 
Куда как тяжело быть бедным серым волком,
намного легче жизнь зайчишки-трясогуба:
в подножном корме мы обделены жестоко,
его природа-мать распределила грубо.

Но я не виноват, что должен жить разбоем,
а зайца не догнать, овца в загоне скотном…
там псы, пастух с ружьём… Эх, нет душе покоя,
уж лучше в бок свинец, чем жить в лесу голодном.

Пошел вчера я вновь к загону у оврага,
ломоть луны нырял в глубь облачного вала…
пошел пастух домой попить в деревне браги,
спала дочь в шалаша, собака задремала.

Мне ветер бил в лицо, для дела так и надо:
не чует пес меня, ползущего к забору.
Его я подрывал, как крот, неоднократно
и снова зарывал, теперь открыть бы впору.

И яма-ворота мной вырыта в мгновенье,
в загон вошел, во тьме добычу выбирая,
барашка задавил и с ним умчался в темень –
подальше от угроз проснувшегося края.

11

На шалости мои вниманье обратили,
ко мне питая зло, а может, уваженье,
Со сворою собак искать меня пустились
в овражистом лесу охотники селенья.

Ух, как я не люблю злой лай собак-лакеев!
Не мучит голод их, не студит злая вьюга.
Одна мне попадись – как ухвачу за шею,
бить мордой буду в грязь… тогда мой след понюхай.

Настал мой черный день: злодеи на охоте,
их много – я один, лай сердце разрывает.
Ловите же меня – волчат не потревожьте
и, в чащу уходя, след ложный оставляю.

Нечестная игра: всегда мой бой неравный
(толпа на одного, один иду на стадо).
Зеленый лес, укрой меня в густой дубраве,
твой сын попал в беду, землёю брызжет рядом.

Руками ветра лес завесу отодвинул –
в лощине ручейки звенели по каменьям,
по ней я пробежал и увидал долину,
сквитаться там решил внезапным нападеньем.

111

Гурт блеющих овец в долине мирно пасся,
пастух играл мотив на ивовой свирели,
а пес в тени лежал, к нему я и подкрался..
прыжок, рывок – от пса лишь клочья полетели.

Он с воем убежал, пастух забрался резво
на дерево, я дыбом встал, пытаясь цапнуть,
а овцы, подняв пыль, бежали с жутким ревом,
не зная, что я сыт и не подыму лапу.

Подальше от греха в лесной чащобе скрылся,
эх, как я далеко следы отвел от дома.
Поляна… вдруг над ней кузнечик появился
размером в три быка, извергнув рокот грома.

Вдруг спину обожгло и брызнуло землёю,
ужель из неба бьют нас, волков безоружных?
Я прыгаю, схватить пытаясь над собою
чудовище – оно метнуло чем-то тут же.
 
И надобно бежать, но я на задних лапах
поляной пробежал в инерции паденья,
передними взмахнул: «А ну слезай, собака,
пред совестью ты, трус, свершаешь преступленье».

Двуногие по мне гремели точно так же,
сейчас они кружат в кузнечике огромном,
не сядут ни за что, не сыщется отважный,
а с высоты убьют меня трескучим громом.

И улетели. Да, видать, им стыдно стало,
позорную борьбу, убийство совершая.
Я жив. Бегу домой к волчатушкам устало
и по пути поесть им что-нибудь поймаю.
    1984 г.             -   -   -