Она приходит в вытертом пальто
без четверти двенадцать. Чай уж подан.
На шашечной доске такая плотность,
что нёбный голос делается тут же -
припадком смеха: "Видел бы Платон!
Володенька! к чему такая тучность?" -
и продолжает, хмыкая, резвиться.
Потом берёт надушенный платок,
и протирает кончиком ресницы.
Чуть позже вечереет. Свет от ламп
ложится вдоль шафрановою лентой.
И, вскорости, своей весомой лептой,
она во мне выращивает смелость.
Боюсь смотреть. Лишь призрачная гладь
хранит её черты.
"Какая серость!
Твоя рука, по-прежнему, воловья*..."
Она пронзает светом синих глаз,
и говорит торжественно: "Володя..."
*крепкая, сильная