Внезапной вспышкой осветился двор,
Взрывая ночь пронзительным хлопком.
Поверженная выстрелом в упор,
Упала мать, забывшись вечным сном.
Испуганно заплакал в темноте
Трёхлетний мальчик, синеглазый сын.
Он с этим выстрелом осиротел,
Остался на земле совсем один.
Чужой солдат в охапку малыша
Схватил и потащил в жд-вагон.
Мальчишка, от испуга чуть дыша,
Там разглядел таких же, как и он,
Заплаканных, испуганных детей,
Дрожащих от ночного ветерка,
Отобранных у мёртвых матерей,
И все - лишь от горшка по два вершка.
Присел, обняв колени, на полу
Наш горемычный мальчик-сирота.
Последний мамы вспомнив поцелуй,
Уснул под стук колёсный до утра.
Мальчишку разбудил истошный крик.
От голода кружилась голова.
Вагон детей, несчастных горемык,
Из коих часть уже была мертва,
Внезапно встал. Задвигался засов,
Послышалась диковинная речь,
И, под удары грубых кулаков,
Их выгнали и приказали лечь.
Потом их привели в пустой барак,
Линейку приставляли к головам,
На лбах чертили непонятный знак,
А после - разгоняли по углам.
Мальчишку и десятка два детей,
Таких же синеглазых, как и он,
Отправили для вражеских семей -
Бездетными он был усыновлён.
Навеки стёрли русские черты
И позабыть велели свой народ.
Немецкий офицер промолвил: "Ты
Теперь принадлежать к расе господ".
Вы спрОсите: а как же малыши,
Которых для семей не стали брать?
Отвечу с горечью, что тот фашист
Отдал приказ: ублюдков расстрелять.
Жестокая, поганая война
Разрушила бесчисленно семей.
Как мачеха, мрачна и холодна,
Сгубила судьбы маленьких детей.