Оковы — служба на других..,
Опала — время вне архивов...
И камер-юнкерства круги —
Как унижение Ахиллов...
Придворный душит этикет,
Как воротник белокрахмальный.
И денег тьма на туалет...
В тоску вгоняет нереально.
Тут немец — честный управдом,
Где топи Болдинские рясны,
Сбежал, почувствовав дурдом,
Доходов ждать уже напрасно.
В Михайловском беспечность жнет
Отцовский дом для разоренья.
Вновь кредиторов цепкий гнет..,
Перезаложены именья.
В уплату долга двести душ
Для опекунского совета.
Свобод холопам..? Нет, не дюж...
Сладка свобода лишь поэтам.
Журнал поправить не успел
Плохое благосостояние.
Затерт мундир, в душе прострел..,
Вновь франт жены привлек внимание.
Вокруг веселье, блеск дворца,
Тут хлопоты другие "бесят".
Сплин и предчувствие конца..,
Веригами долги обвесят...
Всё золотарство, он узнал,
Очистив дух литературы.
Здесь "Медный Всадник" не познал
Покой от пристальной цензуры.
И жизнь — приятная привычка
Вдруг вызывает отвращение.
Помои общества — кампличка
Для эпитафий, не для мщенья.
Отряд жандармов к Черной речке,
Перенаправлен в часть другую,
И пистолет не дал осечку,
Фортуна метила вслепую....
Зеваки, Лермонтов проснулись,
Чтоб мёртвого почтить поэта.
Тургенев спас от буйства улиц.
На отпевание — по билетам...
Так гения толпа на плаху
Ведет, смакуя представленье.
А ты, закрыв глаза, без страха
Уходишь в небо в умиленьи...