Только для тех, кто по-настоящему интересуется романом М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Остальным будет скучно.
В предшествующих заметках, посвященных «тёмно-фиолетовому рыцарю» (http://www.stihi.ru/2017/12/12/5567), я обратила внимание на стихотворение А.Блока: «Фиолетовый запад гнетёт», поскольку описанная в нём картина очень напоминает то, с чем мы встречаемся у Булгакова в одной из заключительных глав романа. Приведу ещё раз текст этого стихотворения:
Фиолетовый запад гнетет,
Как пожатье десницы свинцовой.
Мы летим неизменно вперед —
Исполнители воли суровой.
Нас немного. Все в дымных плащах.
Брыжжут искры и блещут кольчуги.
Поднимаем на севере прах,
Оставляем лазурность на юге.
Ставим троны иным временам —
Кто воссядет на темные троны?
Каждый душу разбил пополам
И поставил двойные законы.
Никому не известен конец.
И смятенье сменяет веселье.
Нам открылось в гаданьи: мертвец
Впереди рассекает ущелье.
14 мая 1904
Картина ночного полёта, когда Мастера и Маргарита в сопровождении Воланда и его свиты, направляются к «вечному приюту", восходит к «Апокалипсису» (Откровению св. Ионанна) как к своему первоисточнику. В этом нет никакого сомнения. Именно поэтому в ней отсутствует Гелла. Булгаков не забыл о Гелле, как посчитала Елена Сергеевна, готовившая текст романа к изданию. Просто её присутствие среди «всадников Апокалипсиса» было неуместным и помешало бы такому читательскому воприятию, которое добивался писатель
Вместе с тем, в отличие от первоисточника, идея апокалипсиса в романе имеет личностный характер, личностный смысл. Великий немецкий философ И.Кант - тот самый, с которым во время завтрака беседовал Воланд, в одной из своих статей («Конец всего сущего») разъяснял, что смерть – это апокалипсис, который переживает каждый человек. Вот и у Булгакова апокалиптические всадники именно провожают Мастера, т.е. обеспечивают его переход в «мир иной». Здесь они – те самые «восхищающие существа», о которых писал П.Флоренский (Две смерти. http://www.stihi.ru/2017/10/03/3666). Неслучайно соответствующая глава романа называется «Извлечение Мастера». Эти существа «извлекают», «похищают» и «восхищают» (возносят) Мастера.
Напомню, что согласно моей версии, события романа привязаны к 11-15 мая 1938 года, и соответственно ночной полёт совершается на исходе субботы 14 мая, аккурат накануне дня рождения самого Булгакова. А теперь посмотрим на дату, стоящую под стихотворением А.Блока. 14 мая 1904 г. Случайное совпадение? Не исключено. Но Булгаков обычно не пропускал мимо своего внимания такого рода совпадения, придавая им особенный, мистический смысл. Можно даже высказать предположение, что именно это стихотворение Блока навело писателя на мысль закодировать во временном шифре романа свою собственную судьбу. К тому же – и это главное – романные «ночные» всадники, «восхищающие" Мастера и Маргариту имеют очевидное сходство с персонажами блоковского стихотворения. Это сначала А.Блок трансформировал библейские образы в образы то ли витязей, то ли, скорее всего, средневековых рыцарей. Герои стихотворения - в дымных плащах, их кольчуги блещут. Когда они летят, брызжут искры. А летят они по ущелью, т.е. между скал. Над всей картиной витает образ смерти. Всадники летят на Запад - в «страну смерти». Запад переживается как «пожатье десницы свинцовой», вызывая в памяти образ пушкинского Командора. Они – «исполнители воли суровой». И, что особенно важно, они летят за рассекающим ущелье мертвецом, представляя его свиту. Трактовку апокалиптических всадников как свиты Дьявола Булгаков заимствует, по всей видимости, именно из этого стихотворения.
Но когда речь заходит о свите Дьявола, то, как не вспомнить выражение: «Каждый поэт в свите Дьявола»?! Оно восходит к Уильяму Блэйку, известному английскому поэту первой половины 19-го века. Его поэзия была известна в России благодаря переводам К. Бальмонта. И, конечно, Блок был с ней знаком. Блэйк был не просто поэтом, а поэтом-мыслителем. В своей трактовке понимания добра и зла (а это один из смысловых узлов булгаковского романа) он далеко отошёл от общепринятых представлений, во многом предвосхитив Ф.Ницше. Но при этом в отличие от последнего оставался глубоко верующим человеком. В биографии Блэйка есть такие эпизоды, которые тоже заслуживают упоминания. Он увлекался произведениями Мильтона и Шекспира, английской поэзией. Будучи уже взрослым человеком, выучил греческий и древнееврейский, чтобы читать в оригинале Библию. Вместе с тем большее влияние на него оказали произведения таких европейских мистиков, как Сведенборг и Якова Бёме, что во многом определило его дальнейший интерес к мистике. Его стихи, гравюры (а он был художник-гравёр), видения, о которых он сам рассказывал, дали почву для того, чтобы зачислить его в ряды безумцев. Бытовала даже легенда о том, что Блейк тридцать лет сидел в сумасшедшем доме. Родилась она после выхода статьи в Париже в 1833 году, напечатанной в "Revue britannique": "Два самых знаменитых пациента клиники Бедлам, - писал неизвестный автор, - это поджигатель Мартин ... и Блейк, по прозвищу Ясновидец. После того, как я прошел мимо и внимательно рассмотрел это сборище преступников и безумцев, меня подвели к камере Блейка. Это был высокий, бледный человек, способный прекрасно изъясняться. За всю историю демонологии не было ничего более невероятного, чем видения Блейка. Он не был жертвой обычной галлюцинации, он глубоко верил в истинность своих видений, беседовал с Микеланджело, ужинал с Семирамидой... Этот человек стал живописцем призраков... Когда я вошел в его камеру, он рисовал блоху, чей призрак, по его словам, только что предстал перед ним...". Попутно замечу, что, похоже, Брэм Стокер, автор знаменитого романа «Дракула» (кстати, от этого романа в восторге был А.Блок) списал одного из персонажей с этих рассказов о Блэйке. Да и у Булгакова можно найти параллели, если внимательно присмотреться, - и в образе Воланда, и в образах Мастера и Бездомного, оказавшихся в психиатрической клинике…
Однако вернёмся к выражению: «Каждый поэт в свите Дьявола». Размышляя над поэмой Мильтона «Потерянный рай», Блэйк говорит, что поскольку Мильтон был истинным Поэтом, то сам не зная того, сторонником Дьявола. «… is because he was a true Poet,and of the Devil`s party without knowing it.» (в отряде, команде, на стороне Дьявола и т.п.). Смыл этого высказывания - в следующем. Настоящий поэт не волен в своем творчестве, ибо его свобода творчества состоит не в собственном произволе на основе умственных желаний, а в свободном желании, открытости принять импульсы из высших сфер бытия. Но поскольку свободное желание принято понимать как Зло, то и получается, что настоящий поэт оказывается якобы пособником и служителем Зла, т.е. в свите Дьявола.
А теперь, после этого небольшого отступления, можно прямо задать вопрос: так кто же они - рыцари из стихотворения А.Блока, летящие на Фиолетовый Запад вслед за мертвецом? Не здесь ли заключена «тайна» свиты Воланда?
(14.05.2018)
Каждый поэт в свите Дьявола. Продолжение.
Ответ на вопрос, кто эти «немногие», летящие вслед за «мертвецом», на «фиолетовый запад», очевиден. Блок имеет в виду себя и своих поэтических товарищей – поэтов-символистов. Тех, кого объединяла приверженность идеям русского философа-визионера и мистика (и тоже поэта-символиста) Владимира Соловьёва.
Именно Соловьёв привнёс в атмосферу Серебряного века (помимо идеи Вечной Женственности) апокаптическую настроенность. Уверенность в неизбежности грядущей мировой катастрофы, опирающаяся на посещающие его видения, была сопряжена у него с глубокими размышлениями о судьбах России и Запада (Западной Европы, прежде всего). Соловьёву задолго до появления книги О.Шпенглера «Закат Европы» (1918) Европа виделась в фиолетовом свете катастрофы, смерти. Вместе с тем в этой смерти он усматривал залог апокалиптического преображения мира, которое начнётся с России. Именно в России, как отчасти европеизированной стране, произойдёт апокалиптический взрыв, из которого мир выйдет обновлённым, очищенным, возрождённым к новой жизни*.Соответственно Россия представлялась Соловьёву в лазурном цвете, цвете, символически прямо противоположном фиолетовому.
Вот и у Блока в «гаданьи открылось» («Апокалипсис» в переводе означает «Откровение»), что Европа – мертвец. Образ мертвеца - это не только литературная аллюзия с мотивом из «Страшной мести» Н.В.Гоголя, но и идейная перекличка с Соловьёвым. Души русских поэтов-символистов разбиты пополам. Они любят, считая своим, не только русское, но и европейское. И свои духовные идеалы, и свои духовные образы они зачастую обнаруживают в европейском прошлом, в европейской истории. Я уже упоминала в одной из предшествующих «Заметок» о поэме Блока «Роза и крест». В ней поэт вывел и своего духовного учителя Соловьёва - в образе Гаэтана, и самого себя – в образе «темно-фиолетового» рыцаря Бертрана де Борна. Русские поэты-символисты поэтому подчинены «двойным законам» - законам смерти «фиолетового Запада» и законам преображения жизни. Эта двойственность или двоемирие у Блока имеет множество разных проявлений, но все они восходят к этому «единству и борьбе противоположностей» России и Европы – веры и безверия (в русском религиозном сознании Европа очень часто ассоциировалась с безверием, дьяволом, дьявольским соблазном и т.п., да и в самом европейском сознании тоже - достаточно вспомнить знаменитый тезис Ф.Ницше «Бог умер», выражающий определённый итог европейской истории), стремления к духовной чистоте и греховности и т.п. «Двоемирие Блок сознавал как откровение бытия и одновременно проживал как личную трагедию, роднящую его с неприкаянным временем». Безверие и тоска по вере, целомудрию, жажда причаститься Тайны пронизывают его творчество.**
А что у Булгакова? Жизнь и смерть Мастера вписаны в контекст послереволюционной России, т.е. России, уже пережившей апокалиптический взрыв. То, что у Соловьёва имело чисто духовное измерение и трактовалась как духовная борьба, у Ленина было переведено в чисто материалистический план и вылилось в классовую борьбу, в гонения на веру. Пусть апокалиптический взрыв, который поэты-символисты ждали и приближали в своём творчестве, произошёл не в том виде, в котором ими предполагалось, они несут свою долю ответственности за случшившееся. Во всяком случае, с точки зрения Булгакова как человека, настроенного к русской революции более, чем критически. Поэтому по его авторской воле они явились в Москву в предельно сатирических, мало презентабельных образах. Вместе с лощёным иностранцем, по видимости, немцем Воландом прибыла его свита. состоящая из каких-то европейцев – оборванцев (переводчика с непонятно с какого языка Коровьева, говорящего по-французски кота, имеющего явно итальянские корни Азазелло). Тем самым в Москву пожаловала как бы сама Европа.
Но пока не буду углубляться в эту тему. Настало время назвать имена тех, кто является прототипами свиты Воланда, представая сначала в сатирических, «мнимых» обличьях, а в конце романа – в обличьях «истинных». Это, прежде всего, сам Александр Блок, о чём мною уже говорилось, хотя ещё не все аргументы в доказательство этого были приведены. А также Андрей Белый - его связывали с Блоком годы теснейшей дружбы-вражды, и стоящий немного особняком Валерий Брюсов.
То, что Мастеру помогают («извлекают» из больницы для душевнобольных, спасают его роман и сопровождают к «вечному приюту») персонажи, имеющие непосредственное отношение к литературе, не должно удивлять. Наоборот, это должно восприниматься как нечто закономерное в логике булгаковского романа. Ведь "Мастер и Маргарита" – литературный роман. В нём большинство персонажей, так или иначе, связаны с литературой или, на крайний случай, с массовой культурой (варьете). Связь с литературой прослеживается даже в главах о Пилате и Христе. Левий Матвей - далеко не второстепенный персонаж. И он ведь тоже своего рода писатель. Более того, на то, что свиту Воланда составляют люди, имеющие прямое отношение к литературному творчеству, указывает сам Булгаков, и указывает недвусмысленно. А именно в сцене посещения Коровьевым и Бегемотом «Грибоедова» (писательского ресторана). Когда на входе у парочки потребовали писательские удостоверения, состоялся следующий диалог:
- Приношу вам тысячу извинений, какие удостоверения? – спросил Коровьев, удивляясь.
- Вы – писатели? – в свою очередь, спросила гражданка.
- Безусловно, - с достоинством ответил Коровьев.
Поэтому, следуя авторскому указанию, нужно только установить, о каких писателях идёт речь.
Что объединяет Блока, Белого и Брюсова помимо того, что они все – известные поэты-символисты и активные проводники апокалиптических настроений в литературе дореволюционной России? То, что все после победы революции перешли на её сторону и сотрудничали с новой властью, а, значит, по мнению Булгакова, должны были быть за это наказаны. Хотя, в отличие от другого своего персонажа - Михаила Шполянского из «Белой Гвардии», поэта-футуриста, левака (прототипом считается Виктор Шкловский), к ним Булгаков относится с явной симпатией. Они, в конечном итоге, искупают свою вину, помогая Мастеру. в страданиях которого есть доля и их вины.
И, что ещё немаловажно, все они ко времени написания романа уже умерли. А, следовательно, подходили на роль «демонов». Каковыми они и предстают в конце романа.
*Кстати говоря, видения Соловьёва заслуживают самого серьёзного к себе отношения. И не только в свете тех событий, который произошли в России в 1917 г. Привидевшееся ему однажды и очень напугавшее его китайское будущее мира могло вызывать насмешки в начале прошлого века, но никак не сегодня).
Продолжение следует.
** ШараковС.В. Молитва в лирике А. Блока («Девушка пела в церковном хоре...»)
(18-19.05.2018)
(