Мне казалось...

Матти Суоми
               Мне казалось, мир такой красивый и настоящий. И я смотрел на него полными радости глазами...


***

Мы как герои старого кино,
Где жизнь прошла и началась сначала.
И счастье, о котором я мечтала,
Вновь встретилось... И нежно зазвучала
Мелодия, забытая давно.


Wish You Were Here (Acoustic cover)

Мне лет семь или восемь. В нашем дворе мои друзья и просто знакомые придумали интересную игру. А меня не взяли. Мне и самому было некогда: надо идти в магазин за продуктами, помогать маме по дому. Но никто не сказал: "Давай с нами! Без тебя игра - не игра."
Потом, когда выпала свободная минутка, я вышел во двор, сел на лавочку рядом с бездомным рыжим котом Барсиком, стал смотреть, как весело играют ребята. Одна девчонка присела рядом: "Уф, надоела эта беготня!" - и опять убежала. Пару раз мне кричали: "Хочешь поиграть?" Я улыбался в ответ: "Я не умею..." Какой-то толстый мальчишка подошёл к лавочке: "Ты чего здесь уселся? Не мешай." И я ушёл, чтобы не мешать.

Наверно, уже тогда я решил, что стану волшебником. Чтобы делать чудеса.


Другая жизнь

другая Жизнь, Не здесь и не сейчас,
смотрела мне в глаза доверчиво и ясно,
и оторваться я не мог от этих добрых глаз,
и плакал, понимая: Жизнь прекрасна.


               ...и свет стал вдруг белым-белым, ничего кроме белого света и звука, и я упал на самом пороге весны, но чьи-то добрые тёплые руки умыли меня снежной водой, возвращая мартовскому дню растерявшиеся краски...


Облака

Облака похожи на поезда:
Они спешат неизвестно куда;
Они плывут, исчезая вдали...
Облака похожи на корабли.


               От моего прошлого до твоего будущего почти непреодолимое космическое расстояние в одну несбывшуюся любовь.


***

Когда любовь бывает без ответа,
она не разбивает сердце.
Любовь уходит в солнечное лето,
оставив за собой открытой дверцу.


Далее везде

Иногда мимо моего необитаемого острова проплывает большой белый пароход. На палубе много незнакомых людей, они разговаривают о чём-то, пьют вино, смеются. Это мои друзья.
Я машу им рукой:
- Эге-гей! Здравствуйте!
Они глядят на меня, некоторые машут в ответ:
- Привет!
- Как у вас дела? Всё в порядке? У меня тоже всё хорошо!
Я смотрю пароходу вслед до тех пор пока он не превращается в маленькую точку на горизонте.
Начинает накрапывать дождь. Я иду домой. Мой дом уютный: в углу стоит диван без спинки, по соломенной крыше стучат дождинки. Я сворачиваюсь на диване клубком и засыпаю. Мне снится лето.


Concert by the Sea (Отрывок из письма)

Джазовые пластинки становятся любимыми, понятное дело, случайно. Я и не думал, что полюблю эту музыку, просто услышал как-то, и она осталась во мне воспоминанием, теплом, чувством. Стала частью моей жизни. Потом-то уже понимаешь будто - это ведь любовь...
Но, говоря о случайности, я одновременно говорю и о неслучайности всего. Это как светлый летний дождь. Я не ждал его, а он оказался рядом, и вот я уже смотрю на прозрачные капли, ставящие точки-запятые на асфальте. Пока шёл дождь я стал немного другим, но и остался прежним. Я - это я. И я постараюсь сберечь в словах и звёздах искренние августовские слёзы.
Музыка дождя помогает мне быть собой, учит "доверчивей, наивнее любить". Не только она одна, конечно. Многие другие вещи тоже.

Но, знаешь, с джазовыми пластинками особенно заметно это случайное счастье.


***

Мы с тобою опоздали лет на двадцать,
Здесь уже давно не ходят поезда.
Может, и вообще не стоило встречаться
Никогда.

Нам теперь идти по теплым шпалам
Босиком до станции "Рассвет".
- Ты меня бы двадцать лет назад узнала?
- Нет.


               Рисую мелом на асфальте солнышки. Пусть светят...


На Старой Палехе

Подкрасил светлой охрой листья август
И стало чуть просторнее дышать.
Боясь спугнуть нечаянную радость,
По Палехе иду я не спеша.

Я возвращаюсь будто, а куда - не понимаю,
Я будто бы прощён, хоть я ни в чём не виноват...
И я люблю, но вот кого - пока не знаю.
И счастлив я, так счастлив невпопад...


               Почему люди летают? Просто умеют.


Паруса над Тарусой

Облака над Тарусой:
Паруса в вышине.
Вечер ласково-русый,
Отражаясь во мне,
Рассыпает по небу
Драгоценную пыль.
Вспоминается небыль.
Забывается быль.


               Я сочиняла сказку, а сказка сочиняла меня...


В начале сентября

Стригут газоны надоедливой жужжалкой,
Сухим теплом и мёдом пахнет во дворе.
Того, что летом не сбылось, немного жалко.
Но всё ещё цветёт шиповник в сентябре.


Любимая книжка

У моей любимой книги нет обложки: переплёт оторвался, и вместо него - пёстрый кусок коробки от торта. Начала и конца у книжки тоже нету - мне она досталась уже такой - страницы потерялись где-то, разве найдёшь теперь... Хоть в книге и нет рисунков, мне нравится, листая её, мечтать о не таком уж далёком когда-нибудь, когда все мы будем жить несколько лучше. Читать я не умею, так что вряд ли смогу вам рассказать, о чём эта книга. Но наверняка о чём-то хорошем. Иначе, разве стали бы её заворачивать в такую красивую коробку от торта!


***

Качающийся стол в кафе "Дельфин".
Холодный кофе тёплым кажется с мороза.
Зима про нас с тобой снимает фильм,
В котором будут и любовь, и смех, и слёзы...

- Послушай, ты не знаешь, чем закончится кино?
Да нет, там вроде как-то всё должно иначе...

А за окошком снегом замело морское дно.
Но тёплый кофе кажется горячим.


Грустный мотив (Рассказ из дневника)

Тётенька на весь эскалатор строгим голосом рассказывает про штраф за проезд по чужой социальной карте, и мне становится стыдно: опять ввязался во всякие авантюры...
Конечно я приехал раньше тебя, и теперь не ехать совсем никуда как-то странно. Но через пять минут ты взмываешь к турникетам, озаряя милый серый Чистопрудненский выход в город, и вот мы уже выбираем какую шапку мне сегодня надеть. Ты даже и не сомневаешься.
- Синюю!
Как раз под цвет подъехавшей трамвайной "Аннушки". Но мы пешком: лёгким бодрым шагом мимо Грибоедова, по снегу, по льду, роняя варежки; опомнились только у Абая Кунанбаева: поэт степных просторов задумчиво удивляется на двух соскучившихся друг по другу хороших людей.
- Сто лет не виделись, - объясняю.
Он, кажется, понимает.
- А кто он вообще такой?
Я и сам не знаю, откуда он здесь взялся.
- Творец. Видишь, написано.
Пруды что-то слабо замёрзли: то каток, то полынья. Уток не видно. Наверно, сидят в своём домике, пьют чай с пряниками. Мы топчемся возле "Ролана", вспоминаем, что сегодня День сурка: "Это кино про любовь!", форсируем Покровку, притворяясь самыми обычными пешеходами, и дальше, дальше - так легко улыбаться и грустить можно только вместе с тобой - сами не заметили, как промчались от Покровских ворот, и по почти безлюдному Яузскому идём тихо, разглядывая фонари, посматриваем уважительно на Расула Гамзатова. Я напеваю тебе "Журавлей", холод отпускает немного, и думается даже о весне: скоро-скоро на бульварах будет цвести сирень, и маленький оркестр "Жан Тардье" заведёт свои грустные мотивы - танго встреч и расставаний. Но это ещё не сейчас, нужно подождать совсем чуть-чуть...
- Ну а теперь - кофе и оладьи с клубничным вареньем!
Я делаю несколько загадочных зигзагов перед светофорами, а ты уже смотришься в стеклянную дверь кафешки на углу Яузской.
- Там диванчиков нет!
Идём искать диванчики, а над нами, над Яузой, над февральской заснеженной Москвой парит колокольня Троицы в Серебряническом, самая красивая на свете, она сама - свет, небесно-голубой, ясный...
Разумеется, никаких диванчиков мы не находим, забредаем непонятно куда, ты взмахом волшебной палочки останавливаешь машины на набережной: "Там кнопка на столбе", - дальше ещё интереснее: лёгкое кружение наугад около грозящих рухнуть с крыши сосулек, эхо под мостом для великанов, почти что вальс на полусонной заправке, - просто так, просто так хорошо...
- Нажми на какую-нибудь кнопку, чтобы прямо сейчас началось лето...
А потом оказывается, что скоро уже нужно прощаться, и в маленьком парке у Полуярославского я осторожно вытираю слезинки, бегущие по твоим щекам.
- Я буду любить тебя всегда, и по утрам варить тебе кофе и печь булочки с корицей.
Какой-то пёсик, виляя хвостом, всё крутится возле нас, не слушается хозяйку: "Не мешай, Тотош", а мы стоим рядышком очень долго, может быть - всю жизнь.
- Но ты возвращайся, слышишь, обязательно возвращайся...


На выставке Юрия Коваля

И снова на душе тепло и пусто,
И тихий голос сердца мне напоминает вновь,
Что жизнь художника - чуть больше, чем искусство,
А просто жизнь - чуть больше, чем любовь.


               Кажется: всё уже было, и сегодняшний день - повторение какого-то забытого дня тридцать лет назад. Вспомнить тот день - словно понять что-то важное. Только в понимании этом будет ещё и такое, о чём нельзя сказать словами...


***

Воробьи сидят под окном на ветках рябины:
Эти рисунки так давно - но ведь были!..
Это в твоём альбоме я увидел слова живые:
"У любви и у боли одно имя,
тёплые слёзы - ласковый свет души;
сбудутся весенние грозы красными гроздьями в сентябре."
Ты не плачь, художник, ты пиши, пиши...
Нарисуй мне дождик и рябинку в нашем дворе.


Любимая книжка (Фаду)

И ещё я скажу.
Что-то будто изменилось в мире за те лет десять, пока я ждал, когда же напечатают книжку с так понравившимися мне стихами: мой любимый поэт потихоньку стал писать нечто несколько противоположное написанному раньше, даже чуть потерялся за деньги, что ли... Но для меня-то мои любимые стихи так и остались любимыми стихами.
Я совсем недавно понял: у книги вовсе не обязательно должны быть шрифт, переплёт, рисунки и страницы. Книга, та, которую любишь, - она живёт в сердце. Это может быть моя книга или чужая. Хотя нет, книга в сердце не может быть чужой, раз уж она принята так близко - она теперь моя, насовсем. И пусть что-то изменилось в мире и во мне, но то, что я любил когда-то, - разве оно стало другим?
...И вот я иду по цветущей черёмуховой улице с сердцем нараспашку, и тёплый ветер легонько шебаршит страницы моей открытой на недописанной пока ещё главе книги...