Весеннему сну приходил черед и май заступал в права.
Я ехал в столицу - свободный черт, без козырей в рукавах.
Без планов, амбиций, идей, гроша я ехал - пустой кувшин.
Но весел и стрижен, красив и шал, силен для любых вершин.
А там возвышается в небеса тот зеленоглавый храм,
В пространстве которого чудеса случаются по утрам.
И к вечеру диво спешит к тебе, не зная тебя само.
Стремится навстречу твоей судьбе как радостное письмо.
И неба огромного с куполов касается бирюза.
И небом наполненых до краев увидел ее глаза.
Мы плыли по улицам и дворам, летели по всем мостам.
И где-то на берегу Днепра склонился к ее губам.
Я слушал как скрипку, услышав речь, и нет же на мне креста:
Но всё, что не ты, возжелал я сжечь, лишь только б коснуться рта.
Впиться, испить ее голос из губ, и хоть вознестись хоть пасть -
Но только проникнуть в густую глубь, но только в нее пропасть.
Она остается - легка, светла, и вспомнит ли обо мне, -
А я растворен словно солнцем мгла, я вечность увидел в ней.
Я обратил ее в песню, в гимн, поставил на пьедестал.
Уехал к своим берегам морским и жадно о ней мечтал.
Когда же черед наступил иной и августу был исход, -
Во мне распалялся все тот же зной: глаза ее, голос, рот.
Я ехал в столицу - худой, прямой, не помня других имен.
Доверчив и ладен, я шел домой, отважен, раним, влюблен.