на широком измытом песке не найти следов, хотя именно след уходить не прощаясь учит.
эта сказка - страшнее, чем все, что встречались до?
не совсем - среди прежних встречалась одна и жгуче. Это сказка про лесть и измятый бумажный лист, это сказка о славе и остром смертельном слове, это сказка про принцев - других - но все тех же лис, что пытаясь развлечься в пудовые цепи ловят.
Эта сказка - страшнее.
Чем повести о кольце, о крестражах, о мейстерах, воронах или совах. Она между лап лисьих свивает тугую цепь, словно зверя их ранит решительным кратким словом. Или вместо цепей вдруг свистит над загривком плеть - было б легче, коль там оставалась хоть капля гнева, но там смех - оттого боль от раны не одолеть или не перебить крепкой дыбой, железной девой.
И в скулящем кусочке из меха и алых слез, от которого ныне не будет и половины, ты с трудом узнаешь - тот, кто свет всем просящим нес, был разорван на мелкие стеклышки лапой львиной.
И тогда ты приходишь избитой в другой приют, и отращиваешь вместо старых и шерсть и кожу, и тебе говорят, убеждают, бодрят, поют, что отныне ничто тебя больше не потревожит, и что здесь ни один на тех деспотов не похож, что с тобой вместо пыток решают творить шедевры.
Ты киваешь
в плаще за спиной зажимая нож, чтоб в случае драки на этот раз ранить первой. И сжимаешь его, и слова и хлеба даря, все еще ты не веришь, что долг за тобой погашен, но клянешься, божишься их больше не повторять
эта сказка и правда страшнее и хуже нашей