Уточнения и дополнения к главе 19 «Что делать нам в деревне?» моей книги «Пушкин – Тайная любовь» (М., АСТ, 2017)
Статью эту пишу для тех, кто уже прочитал мою книгу и наткнулся на момент недосказанности, который я в ней сознательно оставила, потому что в то время не знала, как к нему подступиться. В 19-й главе мною приведено прочтение верхнего «яруса» сложной графической сюиты ПД 838, л. 99 об. из рукописи неоконченной повести А.С. Пушкина «На углу маленькой площади». (см. в коллаже) В науке она именуется «ПЕЙЗАЖЕМ С ВЕРСТОВЫМ СТОЛБОМ».
Считается, что Александр Сергеевич начинал писать эту повесть в 1830-1831 годах. Подробности сюитного рассказа о святках 1828-1829 года, проведенных Пушкиным в Тверской губернии, отодвигают время начала воплощения этого замысла на год, а попутно – добавляют колоритные штрихи известному пушкинскому дорожному приключению.
1. СЕКРЕТЫ ДОРОЖНОГО СТОЛБА
Левый фрагмент сюиты – дорожный или верстовой столб. Текст на нем и слева от него – это как бы краткое, в трех тезисах, изложение того, что будет развернуто в линиях двух остальных рисунков:
1. «Я хотелъ къ 25 Декабря ехать въ Торжокъ, а приехалъ на святки къ Вульфамъ в Старицу».
2. «16 Генваря я вместе съ Вульфамъ Алексеемъ еду на Кушниково и Петербургъ».
3. «Въ Кушникове я у…ъ Анну Кернъ прямо на почтовай станцiи…».
Накренившийся верстовой столб – знак того, что личные пушкинские дорожные планы в этот раз «подкосились» и были скорректированы. Вероятно, по первой договоренности Пушкина с П.А. Осиповой-Вульф, ее семья проводить новогодние праздники собиралась в Торжке. Это вполне согласовывалось с пушкинскими личными намерениями. Напомню, что день 25 декабря был печально памятен Пушкину и его любимой девушке Екатерине Бакуниной ее попыткой суицида в 1825 году из-за крушения не связанных с Александром Сергеевичем брачных надежд. Каждая очередная дата этой беды казалась Пушкину весомым поводом напомнить Бакуниной о себе и своем давнем предложении ей руки и сердца. Он знал о ее ежегодных приездах в Торжок на рождественские фрейлинские каникулы навестить проводящее в своем здешнем доме святки многочисленное семейство ее дядюшки Александра Михайловича Бакунина.
Быть может, Прасковье Александровне показалась подозрительной радостная готовность Пушкина скакать в Торжок. Казалось бы, только в октябре-ноябре прошлого, 1828 года гостил неподалеку, в ее Малинниках, и вот ведь опять – в дорогу. Не иначе как завелась у него здесь какая-нибудь пассия! У помещицы Осиповой-Вульф на него были собственные далеко идущие планы, и она постаралась «подкосить» перпендикулярные ее задумке планы его – перенесла свое семейное празднество в соседнюю с Торжком Старицу.
Исправление на верстовом столбе цифры «230» на «250» не только корректирует расстояние от Москвы до тверского уездного городка Старицы, но даже накидывает «лишних» два десятка верст. И это вовсе не потому, что Пушкин ехал не по Петербургскому, а, как многие делали зимой, по несколько более длинному, но менее загруженному (легче нанять лошадей, дешевле купить корма) Волоколамскому тракту (через Волоколамск до Зубцова и вправо на Старицу).
Дополнительные версты – это не планировавшиеся Пушкиным загодя поездки в Павловское и Берново. Обратные версты через место своего дорожного приключения он не считает вовсе, поскольку оно находится на пути не в Москву, из которой он в тверские края прискакал, а в Санкт-Петербург, куда он едет дальше. На столбе надписаны только две наложенные друг на друга цифры, исчисляющие его путь «туда» – 230, поправленное на 250, а все остальное – это краткое описание его дорожного приключения.
К 7 января, когда Пушкин в Старицу прибыл, там уже несколько недель в кругу перебравшихся сюда из Малинников своих родных сестер Анны с Евпраксией изрядно скучал его тригорский приятель Алексей Вульф. В своем дневнике он отмечает: «В Крещение приехал к нам в Старицу Пушкин... Он принес в наше общество немного разнообразия. Его светский блестящий ум очень приятен в обществе, особенно женском. С ним заключил я оборонительный и наступательный союз против местных красавиц, отчего его прозвали сестры Мефистофелем, а меня Фаустом. Но Гретхен (Катенька Вельяшева), несмотря ни на советы Мефистофеля, ни на волокиту Фауста, осталась холодною: все старания были напрасны». (Вульф Алексей. Дневники (1827-1842). / Пушкин и 113 женщин поэта. Все любовные связи великого повесы. – АСТ, Астрель, Полиграфиздат. М., 2010, с. 296)
В арендованном Прасковьей Александровной под святочные балы своего семейства и его друзей старицком доме купца Филиппова (см. в коллаже) Пушкин живет скромно. Ухаживать старается за всеми девушками одинаково, без особого усердия. После скандала осени 1824 года в Тригорском по поводу Анны Керн, а пуще того – ввиду своего тесного общения наедине с осиповскими дочерьми Анной и Евпраксией в Малинниках осенью 1828 года, он старается не гневить хозяйку: посторонними дамами не интересуется. Однако и не делает того, чего Прасковья Александровна от него дожидается, – брачного предложения одной из ее дочерей, ради которого ею, не привыкшей сорить деньгами, и были устроены эти пышные городские святочные увеселения.
Пытаясь избежать тяжелых объяснений, к концу святок Пушкин с Вульфом вообще исчезают с хозяйских глаз – без предупреждения вместе уезжают из Старицы. Проскакав по основному тракту от Старицы 12 верст, они попадают в село Красное. Оттуда через деревню Климово идет уже прямая дорога на Берново, о которой упоминает в своей статье «Пушкин в усадьбе Красное» краевед и писатель Станислав Григорьевич Ржеутский (журнал «Тверская старина», 1998, № 16-17, с. 134). Если, конечно, по этой дороге можно было проехать и зимой, Пушкин свернул с нее влево километром раньше своего приятеля, поскольку сразу направлялся не в Берново, а в Павловское, к дяде Алексея Павлу Ивановичу Вульфу, с которым хорошо ладил. (Этот путь в коллаже помечен желтым цветом)
Однако Прасковья Александровна «раскусила» уловку наших приятелей. Прихватив с собой Евпраксию, она настигла Пушкина в Павловском, где и разгорелся между ними (а еще пуще – между самими тригорско-малинниковскими домочадцами) известный в литературе семейный скандал. Гостившая в этот момент в Павловском молодая поповна Екатерина Евграфовна Смирнова, в замужестве Синицына, рассказывает: «Когда мы пошли к обеду, Александр Сергеевич предложил одну руку мне, а другую Евпраксии Николаевне, бывшей в одних летах со мною. За столом он сел между нами и угощал с одинаковою ласковостью как меня, так и ее. Когда вечером начались танцы, то он стал танцевать с нами по очереди – протанцует с ней, потом со мной, и т.д. Осипова рассердилась и уехала. Евпраксия Николаевна почему-то ходила с заплаканными глазами. Может быть, и потому, что Пушкин после обеда вынес портрет какой-то женщины и восхвалял ее за красоту; все рассматривали его и хвалили. Может быть, и это тронуло ее, – она на него все глаза проглядела». (А.С. Пушкин в Тверском крае: Тверь – Торжок – Старицкий уезд. – М., «Гелиос АРВ», 2003, с. 166)
Чей портрет демонстрировал тогда Пушкин? В своей книге я предположила, что он мог, к примеру, заказать для себя портрет Бакуниной у часто рисующего ее художника П.Ф. Соколова. Однако не уверена все же, возможно ли было такое без согласия самой Бакуниной? Может быть, логичнее было догадаться, что Пушкин возит у сердца изображение Бакуниной еще лицейской поры – работы также влюбленного в эту девушку его одноклассника, способного рисовальщика Алексея Илличевского? Не на пустом же месте возникла в 1817 году стихотворная пара – пушкинское положенное лицеистами на музыку «К живописцу» и ответ ему Илличевского «От живописца»?
Александр Сергеевич жестоко разочаровывает Прасковью Александровну тем, что категорически отказывается жениться на одной из ее дочерей из-за своих якобы давних обязательств по отношению к изображенной на портрете Екатерине Бакуниной. Обязательств же по отношению к Анне и Евпраксии Николаевнам Вульф он не чувствует. Причин этого их матери называет две. Явно упущенный для брака и деторождения 30-летний возраст Анны – «девы гордой», которой он, как некогда в полу-шутку записал в ее же альбоме, уже «предлагал свою любовь», но так и не дождался взаимности. (Пушкин А.С. Стихи не для дам. – М., Интерлист, 1994, с. 156). А всего 19-летняя Евпраксия не годится ему в жены по причине ее …нецеломудренности. Признание в этом Пушкин в Малинниках получил от нее самой, «испорченной» ее родным старшим братом Алексеем.
Только что вскрывшийся в семье инцест для Прасковьи Александровны, как матери, был, конечно, большим ударом, вследствие которого она слегла и осталась болеть в Старице и после того, как все родственники оттуда разъехались. Не ожидала такого от любимого сына! Как ей теперь пристраивать по жизни его младшую сестру, на выгодный брак которой было столько надежд? Не оправдывался и ее нехитрый, сходу разгаданный Пушкиным расчет «охомутать», наконец, его самого – вполне подходящего для ее дочерей жениха. Во-первых, сам он ее девчонкам давно симпатичен. А во-вторых, его непутевые, беспрокие родители владеют соседним с ее селом Тригорским экономически запущенным Михайловским. По договоренности с ними хозяйственная Прасковья Александровна вполне могла бы прирезать к собственному имению и эту землицу с крепостными душами.
И ведь как она в Пушкине обманулась! Сама, безо всяких намеков с его стороны, оставила по осени в Малинниках в полном его распоряжении обеих (на выбор!) своих девочек. Да еще и наказала им всячески афишировать среди соседей пребывание в одном доме с ними Пушкина, что в те времена расценивалось как явное намерение последнего связать свою жизнь с одной из хозяйских дочерей. В общем, как ни крути, а позор теперь на ее материнскую голову со всех сторон…
Центральный фрагмент сюиты – куст у верстового столба. Текст в его линиях – это описание уже послескандальных событий:
«Мать Алексея Вульфа устроила балъ въ городке Старице. Я верстъ 250 мчался изъ Москвы из-за Екатерины Бакунинай, чтобы встретитъ въ гостяхъ у Вульфавъ сестру его, надоедливаю муху Анну Кернъ. Братъ ея устроилъ мне как бы случайнаю встречу съ ней въ Бернове. Наутро я отправился къ Анне на свиданiе въ Кушниково на почту. Она ехала къ мужу въ Смоленскъ».
Похоже, после тригорского скандала появляться в доме тетушки Прасковьи Александровны заехавшая из Санкт-Петербурга в родные края по пути к мужу в Смоленск Анна Керн не решается, хоть и гостит неподалеку, в Бернове. В здешнем принадлежавшем ее дядюшке Ивану Ивановичу Вульфу двухэтажном особняке она, тогда Анечка Полторацкая, с 8 до 12 лет воспитывалась у его отца – своего дедушки по линии матери Ивана Петровича Вульфа. Женат он был на ее бабушке Анне Федоровне, в девичестве Муравьевой – двоюродной сестре известного писателя Михаила Никитича Муравьева, отца декабристов Александра и Никиты Муравьевых.
2. КУВШИНОВО? КУВШИНИХА? КУШНИКОВО!!!
Но, возразите мне вы, берновский помещичий дом ведь каменный, а на третьем, правом фрагменте своей сюиты Пушкин нарисовал выполняющее реверанс (то есть, приглашающее кавалера на парный танец) дерево у стены деревянного же строения с дорожной табличкой «250» [верст]. Что это за здание и где оно находилось?
По-зимнему обнаженное (иными словами – нагое, а в переносном смысле, может быть, и – наглое) дерево с дуплом на «самом интересном месте» по-женски изящно изогнутого тела-ствола – явный символ к 1829 году уже поднадоевшей Пушкину его подруги Анны Керн. С ней Пушкин никогда не планировал связывать свою судьбу и, более того, – всячески старался отговорить ее от развода с мужем Ермолаем Федоровичем, в то время комендантом Смоленска, к которому она именно за тем и ехала.
Расшифровка текста этого рисунка, приведенная в моей книге, была явно неполной. Недостаточно знакомой с топонимикой Тверского края, мне трудно было догадаться, на какой именно почтовой станции Керн назначила Пушкину свидание. На головке верстового столба, кроме четкого Петербурга, прочиталось мне сначала более знакомое «Кувшиново». Однако нынешний райцентр с таким названием был бы, во-первых, Пушкину не по дороге. А во-вторых, в его время этого в местных масштабах достаточно крупного поселения …еще и в природе не существовало.
Человек в теме, вдова краеведа и писателя, автора книг об Екатерине Бакуниной «Поэта первая любовь» (Тверь, ЗАО СДЦ «Престо», 2006) и об Анне Керн «Жизнь во имя любви» (М., «Молодая гвардия», 2010) Владимира Ивановича Сысоева Наталия Игоревна, с которой я поделилась своими трудностями по этому поводу, заглянув в старинную географическую карту Менде, обратила мое внимание на Кувшиниху – деревеньку в версте севернее Бернова: может, там обитали какие-то приятели детства Анны Керн?
За отсутствием иных версий я внесла такую поправку в свою расшифровку, хоть сомнения мои и не улеглись. Уже после выхода книги в свет в них еще больше укрепил меня другой тверской краевед, заслуженный геодезист РФ Юрий Николаевич Поясов. Не могла, по его словам, станция находиться в Кувшинихе. Расположена эта деревенька не только не на пути в Петербург, но и вообще в стороне от почтового тракта. К тому же где, иронически спрашивал он меня, любовное свидание Анны с Пушкиным в селении о шести дворах должно было происходить – в курной крестьянской избе?
Ничего не оставалось, кроме как с доводами многоопытного картографа согласиться и приниматься вчитываться в пушкинский рисунок снова. Со временем сравнительно легко раскрылась достаточно привычная моему глазу относящаяся к Екатерине Бакуниной половина текста, разбросанного по всему листу – в крупной горизонтальной штриховке, в ветвях и левой стороне ствола дерева:
«Въ 29 году незадолго до Кавказа вместо Торжка къ Екатерине Бакунинай ездилъ я въ Старицу.
Вначале къ 25 Декабря я хотелъ поехать въ Торжокъ къ Екатерине Бакунинай. Въ Торжке я хотелъ уговорить ея выйти за меня.
Я еду къ 25 Мая къ ея матери просить у нея снова руку ея дочери Екатерины. Она уже давно стала моей женой, но мать ея не знаеть объ этомъ. Два года назадъ въ ея доме въ Царскамъ Селе я уже просилъ руку ея у матери ея, но она не отдала ея руку мне из-за глупова каприза ея самой.
Я у…ъ Бакунину Екатерину, но ея мать думаетъ, что я ея не у…ъ».
Резкий «отлуп» Пушкину Екатерины Бакуниной 25 мая 1828 года в Царском Селе, где он пытался в очередной раз напомнить ей о своих на нее «супружеских» правах и предложить официально оформить их существующий уже более десятка лет «брак», описан в главе 17 «Звать в сваты разве что …царя?» моей книги. Выходит, что и это неприятное объяснение с любимой не заставило Пушкина отказаться от своих на нее притязаний. С намерением поставить, наконец, в известность о своем давнем «браке» с Екатериной Бакуниной до сих пор не догадывающуюся об этом ее мать он собирается ехать в Царское Село к 25 мая и начавшегося 1829 года.
Весь относящийся к Анне Керн пушкинский текст в ветвях и правой стороне ствола дерева и в правом же верхнем углу этого графического листа оказался таким:
«16 Генваря я у…ъ Анну Кернъ въ Кушникове прямо на почтовай станцiи въ кладовке. Она въ Бернове вызвала меня въ свое Кушниково на свиданiе. Этотъ сюрпризъ для меня устроилъ Алексей Вульфъ. Я уезжалъ из Павловскова после скандала въ семействе Вульфавъ из-за Евпраксiи. Я не мечталъ встретить ея въ ея именiи. Вначале я даже было подумалъ, что она хочетъ пригласить меня въ свой домъ, но она хотела только е…и. Она ехала въ Смоленскъ разводиться со своимъ мужемъ генераломъ Керномъ для того, чтобы жить самой въ Петербурге. Мы съ Алексеемъ Вульфамъ вместе едемъ въ Петербургъ. Я выехалъ на Кушниково и Петербургъ 16 Генваря».
Ключом к не дававшей мне покоя загадке стало как-то вдруг бросившееся в этом тексте в глаза слово «КЛАДОВКА» в самом верхнем правом углу листа. Оно само по себе подсказывало название той самой неточно определенной мною в книге почтовой станции! Сразу пришло понимание того, что, стараясь избежать в Бернове подобного тригорскому родственного скандала, Анна Керн выбрала для свидания с Пушкиным место на нейтральной территории, но все же там, где сама была хозяйкой. То есть, имела возможность если не при живом муже привести любовника-Пушкина прямо в дом, где постоянно проживали ее родители с целым выводком ее младших братьев и сестер, то хотя бы для устройства свидания с ним заполучить ключ от кладовки при почтовой станции.
Понятно, что станция эта должна была находиться непременно рядом с принадлежавшим Анне имением. А их у нее в старицких местах было два – Маслово со 160 душами мужиков и …КУШниково (!!!) со 120-ю душами. Последнее предусмотрительно закрепила за Анной Петровной по договору дарения ее мать Екатерина Ивановна Полторацкая, в девичестве Вульф.
Была ли в Кушникове в действительности почтовая станция? В литературе прямого ответа на этот вопрос нет. Однако точно знаю, что Пушкин не только в стихах и прозе, но и в своих графических дневниках ничего беспочвенно не сочиняет. Не могло в Кушникове не быть станции III или IV разряда (с меньшим, чем на основной трассе, количеством лошадей). Потому что через него проходил внутриуездный почтовый тракт из Старицы на Берново (сначала – через стоящее на большой, основной почтовой трассе Красное, а дальше уже – через чисто берновские Маслово, Кушниково, Малинники, Глазуново и Павловское). (Почтовый тракт на схеме в коллаже помечен зеленым цветом).
С конца XVIII века почтовые станции строились по типовым проектам. В сельской местности они были, естественно, деревянными и располагались по дороге примерно на расстоянии от 18 до 25 верст. В пушкинское время от Старицы до Кушникова было 24 версты (ныне – 29 километров). Современную дорогу «спрямили» так, что Красное оказалось в стороне – в четырех километрах от основной трассы. И внутри самого Тверского «Пушкинского кольца» дороги запетляли так, что от Кушникова до тех же Малинников теперь не четыре версты, а все 10 километров…
Ехал Пушкин в Кушниково на свидание с Анной Керн 16 января, прямо в день намеченного им с Вульфом совместного отправления в Петербург. Как сам отмечает, поутру и, понятно, если позволяла погода, не по почтовой дороге через Глазуново с Малинниками, а по короткой семиверстной – через все ту же деревню Климово. Спустя пару-тройку часов по ней же из Бернова устремится в Кушниково Вульф. Предприимчивая Анна Керн для своих приятеля и родственника, конечно же, организует на «собственной» станции и свежих лошадей. Проскакав на них верст семь по уездной почтовой дороге через Маслово, наши друзья если не у Дмитриевки, то где-то ближе к к концу отрезка тракта от Красного до Клюковникова «вырулят» на большую Санкт-Петербургскую трассу. (На коллаже их путь от Павловского/Бернова до Дмитриевки помечен сиреневым цветом)
Несколько раз проезжал Пушкин через Кушниково в Малинники. Но останавливался здесь, насколько науке известно, дважды. О втором его кратковременном визите я вам рассказала. А первый, как описывает все тот же С. Г. Ржеутский в статье «А.С. Пушкин в усадьбе Кушниково» (газета «Тверская жизнь», 24 мая 1995 г., с. 3), имел место 10 ноября 1828 года. То есть, во время пресловутого с некоторых пор для Прасковьи Александровны Осиповой-Вульф его пребывания вместе с ее дочерями в ее имении Малинники.
Тот визит Пушкина в Кушниково был деловым. Он приехал из Малинников верхом с поручением от А.П. Керн справиться о состоянии ее дел у Е.И. Пришнина, управляющего ее имениями. Зная авантюристический характер и самодурство своего отца, Петра Марковича Полторацкого, умевшего с шиком промотать и свои, и чужие имения, Анна Петровна должна была постоянно контролировать собственное положение. Особенно после того, как отец ухитрился продать графу Шереметеву ее приданое Маслово, о выкупе которого на деньги тетки Анны по линии матери Анны Ивановны Вульф-Понофидиной, проживавшей в соседнем с Берновым Курово-Покровском, вынуждены были хлопотать Пушкин с Е.М. Хитрово. Чтобы вернуть тетке долг, Анна Петровна в 1841 году, после смерти мужа Е.Ф. Керна вынуждена была уже сама продать не только Маслово, но и Кушниково…
2. МЫСЛИ У СТАРОЙ ЧАСОВНИ
Что такое Кушниково в описании видевшего его и беседовавшего о нем в советское время с его постоянными жителями Станислава Ржеутского? Расположено сельцо в два посада на пригорке, сбегающем к излучине реки Холохольни. В отдалении был скотный двор. У господского дома на фундаменте из белого старицкого камня – большой сад или парк с каскадом прудов, в котором водилась рыба (в основном, карп). У дороги – две часовни, деревянная и каменная. Вторая получила «по наследству» убранство из деревянной церквушки в Красном, когда дедушка с бабушкой Анны Керн по линии отца, Марк Федорович с Агафоклеей Александровной Полторацкие, в 1790 году выстроили там Спасо-Преображенскую каменную церковь псевдоготического стиля, который пропагандировал архитектор Ю.М. Фельтен.
Как сама убедилась прошлым летом, Кушниково теперь с одной стороны улицы – догнивающая деревня, с другой – новый дачный поселок москвичей и петербуржцев. Барского сада и былого каскада прудов не разыскать – всюду трава и кустарник в человеческий рост. Даже состоящая из серии родников Холохольня, прежде по весне разливавшаяся на пять метров, заросла так, что и на речку не стала похожа. Скорее, ручеек. (См. в коллаже, фото автора)
Познакомилась с единственной ныне постоянной жительницей Кушникова, 88-летней бабой Леной Лухакодер. Странная на русское ухо фамилия досталась ей от мужа-эстонца, который в здешнем колхозе работал механизатором. В девичестве она была Ковалева, родом из Красного, дом напротив той самой псевдоготической церкви. Собственный дом в Кушникове баба Лена с мужем построили в 1960-м. Их дети и внуки давно живут в Петербурге. Навещают не желающую перебираться в город мать каждый раза по четыре в год. Возят ей от колодца у берега Холохольни в флягах воду, запасают дрова, помогают выкопать картошку.
В течение 40 лет баба Лена в Кушникове трудилась продавцом в сельмаге. Сначала он располагался в неотапливаемой деревянной часовне, а когда распался колхоз, перебрался в здание его конторы, где была печка. Колхозная контора (см. в коллаже, фото автора) была построена на части каменного фундамента сгнившего деревянного барского дома Полторацких. Часть не пригодившихся огромных белых камней, выкорчеванных из его фундамента, до сих пор валяется по улице. Дачники «исторические» камни не трогают. Быть может, в душе надеются, что когда-нибудь власти хватятся их собирать для реставрации барской усадьбы.
От почтовой станции у Кушникова не осталось ни следов, ни памяти. Короткая дорога на Берново через лес и деревню Климово заросла – по ней перестали ездить после того, как начало гореть болото. Уже в колхозные времена муж бабы Лены возил сельчан в прицепленной к трактору тележке на пушкинские праздники в Берново по дальней дороге – через Маслово.
Каменной часовни и след простыл. Местные говорят: «Ушла под землю». Скорее всего, разобрали ее колхозники на хозяйственные нужды в богоборческие времена. Контора-магазин стоит расхристанная – заходи, кто хочешь. А ключи от деревянной часовни (см. в коллаже, фото автора) баба Лена не дает никому. Только каждому из приезжающих и интересующихся историей Кушникова с тайной надеждой на подмогу охотно рассказывает, что прохудилась и течет у часовни крыша.
Молодые священники из Московской Духовной академии года три назад установили на часовне табличку, свидетельствующую об ее исторической ценности. Написали, что построена она в середине 19 века, хотя ее фундамент из точно того же, как фундамент барского дома, белого старицкого камня может свидетельствовать о ее и более преклонном возрасте. По логике вещей, если к 1790 году была уже в Кушникове и каменная часовня, то деревянная должна была быть построенной еще раньше.
Яркая табличка на почерневшем от старости дереве не спасает, увы, часовню от влаги и гнили. Впрочем, едва ли лучше состояние у точно таких же часовен в соседних Маслове и Глазунове. Вместе с малинниковской все они – ориентиры вдоль старой старицкой уездной почтовой дороги на Берново. Часовне в Малинниках, впрочем, повезло больше других: ее вовремя подремонтировала человек с горячим, болеющим за сохранение исторического наследия страны сердцем – издатель журнала «Тверская старина» и председатель Тверского Фонда культуры Татьяна Константиновна Пушай. Как говорится, дай ей Бог за это здоровья даже несмотря на то, что много лет уже не может добиться воплощения своей мечты восстановить сами «пушкинские» Малинники, для чего у нее давно готов весь комплект документов. Дело, как всегда в провинции, за «малым» – большими деньгами.
Не везет, впрочем, в этом плане Малинникам хронически. Еще до революции ездил из Кушникова на заработки на крупный питерский завод, выпускающий котлы для теплоходов, крепкий крестьянин Александр Курочкин. Был он большим ценителем пушкинского творчества и деньги зарабатывал на приобретение под реставрацию Малинников, где поэтом было написано несколько лирических шедевров. Однако мечта Курочкина не сбылась – в 1914 году в связи с войной «надежный» немецкий банк, в котором он хранил свои сбережения, разорился.
Прикоснуться к отечественной литературе Господь крестьянину Курочкину помог по-другому – послал ему сына Виктора, который стал известным советским писателем-фронтовиком, членом Союза писателей СССР. Самое знаменитое его произведение – повесть «На войне как на войне». Но написал Виктор Александрович, конечно, много чего. И не только о войне, а и конкретно о Кушникове и его людях: здесь он родился и провел все свое детство.
Но это – так, маленький штришок удивительной творческой энергетики тверской земли с ныне заброшенными местами ее мощных выплесков вроде Малинников или Павловского. Кушниково попадает в этот ряд уже в силу своего расположения. Оно – уездная почтовая станция в самом центре Тверского «Пушкинского кольца». Именно здесь, казалось бы, – место экспонирующимся ныне в Торжокском музее дорожного быта, разместившемся в жилом доме Бакуниных, каретам, седлам, верстовым столбам, фонарям, дорожным сундукам и прочим сугубо уличным предметам. По понятным причинам нет в том музее разве что живых, настоящих лошадей. А ведь по восстановленным трактам от Кушникова вполне можно было бы для полноты впечатлений возить туристов в конных экипажах в расположенные поблизости мемориальные Малинники, Павловское, Берново…
Особая статья раздумий о судьбе Кушниково – сами здешние помещики Полторацкие и в частности вечная наша кроссвордная «муза Пушкина» Анна Петровна Керн. На «Пушкинском кольце» есть только ее могила на погосте Прутня. Это место – конечно, не родной дом Анны, где уместно было бы рассказывать о ее разнообразной жизни, в которой были отнюдь не одни только пристанционные «кладовки». Дом Анны в ее Кушникове не сохранился – вот никто о ней живой путешественникам ничего и не рассказывает. Несмотря даже на то, что она отметилась и в литературном творчестве – как спутница Пушкина и многих других видных людей своего времени, оставила нам о них записи в своих дневниках и достаточно любопытные воспоминания.
Ну вот и я, заглянув в Кушниково, тоже размечталась – и о действующей почтовой станции, и о доме-музее Анны Керн… А неотложная проблема здесь – ремонт крыши на маленькой деревянной часовне. И надо торопиться, пока в этом пушкинском месте осталось хоть что-то, что еще можно спасти!..