Артур

            
 
            Посвящаю перестройке и
            страшным девяностым годам России.


Не дай, господь, туда попасть,
Не дай, господь, так низко пасть.
Унылый двор, унылый дом,
И серо, тягостно кругом.
Решётки, стены, тусклый свет,
Навеки там свободы нет.
Закрыт проклятия засов,
Прогулки в обручах оков.
Охрана грозная стоит
И тишь тюремную хранит.
И днём и ночью под луной,
Сменяясь, ходит часовой.
И вид, и дух, какой- то, злой,
Судьбой витает роковой.
И даже птицы стороной,
Там держат путь свой неземной.
И не гнездятся, вовсе, там,
И солнце смотрит по утрам
Уныло, в камеры убийц,
Не озаряя бледных лиц.
Один их жизни здесь удел,
Ждать охлажденья смертью тел.
И крыс не слышно по ночам.
Хотя скреблись бы к «палачам».
И те обходят злой порог.
Но всем судья нам, только Бог!
      
С тех пор, как был он осуждён,
Артуру начал сниться сон.
И только лишь Артур уснёт,
Сон продолжением плывёт.
Вся жизнь его, как бы в кино
Пред ним проходит, заодно
Сквозь стены камеры в тиши
Во сне  приходят две души.
То Демон  зла и темноты
И ангел света, доброты,
Архангел божий, Михаил,—
Гроза нечистых тёмных сил.
Что их к убийце привело,
В противоречие свело?



      СОН  ПЕРВЫЙ

             Демон
Он наш, архангел, и не спорь,
Артур с рожденья до сих пор
Не окрестился, грешно жил,
Людей за деньги он убил.
Ему дорога только в ад.
Зачем ему ваш райский сад?
Тяжёл небесный ваш канон —
Подобьем жить святых икон.
Людей безгрешных на земле
Уверен нет. Весь мир во зле!

               Архангел.
Рождён Артур не под венцом      
Блуд осуждается творцом.
За то в ответе мать, отец,
Они не приняли венец
Венчанья святости небес.
Попутал их ваш гордый бес.
Когда ж родился он на свет,
Простыл давно отцовский след.
Оставил деву он в слезах,
Та горевала при свечах,
Но бес шептал: «Оставь мальца».
По настоянью, у крыльца,
Среди метели и снегов,
В корзине с тканью лоскутов
Младенец, найден, сей Артур.
И в том же городе Сакур
Был помещён в приют детей.
Он рос сироткой средь людей.
Мать заболела, умерла,
Тоска, печаль жизнь отняла.
Отец погряз в вине душой,
Окончив век недолгий свой.
И дальше молвит он  во сне:
«Скажи Артур правдиво мне,
Как жил в приюте ты тогда.
Припомни детские года».


              Артур.
Корней своих не знаю я.
Кормила ль грудью мать меня?
Быть может, несколько лишь дней,
Затем навек расстался с ней.
Не зная сильных рук отца,
Не зная, черт его лица,
Не помня, матери своей,
Я уходил в себя сильней,
Я замыкался, был пуглив
И даже злобен, не игрив.
Смотрел на мир не мой, не мой!
Отвергнут, с детства я судьбой.
Но сквозь оконное стекло
Я видел: жизнь текла светло.
Там видел радостных детей:
Как на руках у матерей
Они ликующе сидят
На мир восторженно глядят.
И жизнь, и мир для них, для них!
И даже помню сладкий миг:
Мать целовала малыша.
Моя ж ранимая душа
Кричала, плакала навзрыд.
Не мог  я выдержать обид.
За что с рожденья обделён?
Непогодам я был смышлён.
Смотрел в окно, так целый день,
Пока в окно не ляжет темь.
Игрушки, игры и обед
Не мог сравнить с окном. О, нет!
То был волшебный мой экран.
Я видел мир, но свой «капкан»
 Не в силах был раскрыть тогда.
Так чередою шли года.
И часто, часто по ночам
Я плакал горько, зная сам,
Что не увижу мать, отца,
Что сиротой жить до конца.
И няня, плача, и не раз,
Таких как я, ласкала нас.
В её колени, ткнув лицо
И, как разбитое яйцо
Уже для жизни не собрать,
Я мог часами так рыдать.
Уйдя, от игр и детворы,
Другой и не было мечты:
Прижаться к матери родной,
Сказать ей: « Мама, я же твой».
Обнять, по-детски целовать,
От счастья миру прокричать:
« Смотрите! Мамочка моя!»
Как ликовал тогда бы я.
Но с колыбели я чужой
И веры, даже, ни какой.
Я не крещён, сам по себе,
Видать так надобно судьбе.
Умолк Артур, всё также спит.
Во сне тут Демон говорит:               

             Демон.
Сам по себе? Артур, уймись!
Ты не крещён, мне повинись.
Твоя дорога только в ад,
Сопровождать тебя я рад.
Смотри, то первый самый грех.
Здесь души плачут без утех.
Для них молитва, просто звук.
Они достойны вечных мук.


Глядит Артур во сне вперёд,
Реку он зрит, водоворот.
Не зная, как и почему,
Открылись ужасы ему:
Стенанья, крики, рёв и плач
И в полумраке бес — палач
Веслом с размаха бьёт людей,
И хохот слышится чертей.
А люди, лёгкие, как тень
Клянут в стенании тот день,
Когда на свет родила мать
И руку некому подать.
Они плывут на божий суд,
Но переплыть им не дадут.
Отверг навек их, рай и ад,
Нет даже ангелов у чад.
Водоворот, их тянет вниз,
И слышен жуткий, страшный визг.
Глотает бездна тех людей,
Смеётся  Демон тьмы — злодей.
Артур в момент закрыл глаза,
Архангел силе злой гроза,
Слова к Артуру обратил,
Лучом надежды освятил.

              Архангел.
Ты не крещён, но время есть,
Во сне дана тебе та весть,
Чтоб поразмыслил на земле
О божьем рае, адской тьме.
Ты отрешён от суеты,
Но разве должен ждать той тьмы,
Что промелькнула пред тобой.
Ведь ты не мёртвый, ты — живой.


Архангел смолк. Сон не глубок,
Артур проснулся, лёг на бок.
Как прежде в камере один.
Душа среди как будто льдин.
Вдруг вспомнил, видел, что во сне
И загорелся, как в огне.
Горит душа, горит и тело,
И кровь, как будто закипела:

            Артур.
Зачем я видел ад во сне,
Зачем же Демон обо мне
Слова такие говорил?
Зачем, зачем я грешно жил?
Зачем архангел приходил,
Зачем мне разум озарил?
Артур уселся и в тиски
Зажал ладонями виски.
Тянулись медленно часы
И дум тревожные весы
Не находили точку ноль,
Давила чаша та, где боль
Засела в сердце с ранних лет,
Что закрывают правде свет,
Что правят миром деньги, ложь,
Как стену лбом не прошибёшь,
Так бесполезно грабить, бить.
Жизнь не исправишь, как же быть!?
Крутились «шарики» в мозгах,
Блестели слёзы на глазах.
Он понимал, что путь закрыт,
Что как бы заживо зарыт.
И безысходный круг кольца
Касался черт его лица,
Морщиня вдоль и поперёк.
И так пожизненный свой срок
В тюрьме он должен провести.
И увядать, но не цвести,
В свои года, их двадцать пять,
Но не вернуть былого вспять.
И думы импульсной волной,
Его терзали тишиной.
Так надвигалась снова ночь,
Казалось, отдых, но невмочь
Ему опять увидеть сон,
Где бес, архангел, там же он.
И долго смотрит в потолок,
Но сон туманом заволок
Его глаза, он их закрыл
Сон продолжением поплыл.


          СОН  ВТОРОЙ.
Он видит тучи, слышит гром,
Разряды молнии кругом,
Шипящий огненный вдруг шар
Влетел, рассыпался, как жар
По полу камеры, потом
Исчезли тучи, стих и гром.
И тут совсем из ничего
Встаёт сам Демон, и его
Артур увидев, обомлел,
От страха даже побелел.
Хотел себя перекрестить,
Но на руках, как будто нить
Опутав кисти плотно так,
Нельзя руки поднять никак.
Хотел молитву сотворить,
Не может даже говорить.
А Демон смотрит и смеётся,
И свет, какой - то злобный льётся
Из глаз его, вот замолчал
И тут же голос зазвучал.


             Демон.
—Ты говорил, не помнишь мать,
Хотел, как сын, её обнять.
О ней ты плакал, к ней взывал,
Тогда ещё не понимал.
Что ты, отвергнут навсегда.
За грех её идут туда,
Где страшно даже и взглянуть,
Душа испытывает жуть.
Букашки, звери и  леса
И вся природная краса,
Никто не бросит свой « росток».
Лишь у людей есть тот порок.
И доверяясь в жизни нам,
Проводят вечность в муках там,
Где хорошо одним чертям.
Сейчас, Артур, увидишь сам.



Открылся тут, его глазам,
Глубокий, тёмный лабиринт
И посреди огромный винт
Сжимает плотно жернова.
Под ними грешников толпа
Кричит и просит, и вопит,
А жёрнов крутится, скрипит,
Толпу, измалывая   в прах.
Другая ж партия в слезах
Подходит к месту этих мук,
Гортанный страшный сильный звук
Вмиг поднимает волоса.
Артур, от ужаса глаза
Сомкнул плотней, закрыл лицо.
И Демон дёрнул за плечо.


            Демон.
Смотри, Артур, твоя вон мать,
И до неё рукой подать.
Она всех выше, та, с косой.
Артур взглянул и вскрикнул: « Ой!»
Она же вылитая, он.
Хоть осмотри со всех сторон,
Как наяву, ещё жива,
Кричит, идёт под жернова,
Но к ней нельзя ему шагнуть,
Меж ними бездна, просто жуть.
Хотел её окликнуть он,
Но крик людской и тяжкий стон
Стоят стеной не пробивной.
 И напрягая голос свой
Артур зовёт её, зовёт.
Но бесполезно, камня гнёт
Накрыл всех грешников зараз,
Тут зазвучал весёлый джаз,
И чёрт под джаз включил  помол.
Как задрожал железный пол!
Вращались быстро жернова,
Артур услышал тут слова.

           Демон.
               
—Откуда жалость у тебя?
Ведь ты жестокий, знаю я.
А мать свою готов простить
И умолять меня, просить,
Чтоб я смягчил ей этот ад.
Но здесь не божий райский сад.
У нас — тут крики, стоны, плач
И  Ад над душами палач!


              Артур.
—Но я готов простить её.
То сердце требует моё.
И от рожденья я не злой,
Но рок, тяжёлый очень, мой.
Откуда взялся тот порок,
Чтоб на детей ложился рок —
Влачить бездомную судьбу.
В каком, скажите мне, году
Легло проклятье на детей?
Уничтожать в зачатье дней,
Бросать в роддоме, на снегу,
Их продавать, я не могу!


Так кто виновен в этом зле?
Иль мир находится во мгле?
Куда стремились, вот пришли.
Мы в мир проклятия зашли.
Свихнулись что ли головой,
Идём мы, Демон за тобой.
Так кто же правит, ты, иль Бог?
Но отрицательный итог
Под демографией сейчас.
И строй, увы! Он не для нас.
Жестокий, злой, как есть такой,
Хотя рисуют нам покой.
Так, значит, общество давно
Серьёзно, дьявольски больно.
Ты Демон зла и темноты
Таков твой Ад, такие мы.
Каков есть Бог, таков и рай,
В сердцах людей цветущий май.
Каков же  лидер у людей…!
Мы все зависим от вождей.
Идеология не та,
Лишь деньги, деньги, суета.
Прикрывшись храмами церквей,
Не стало общество милей.
России тяжкая судьба,
Так, где же праведный  судья!?


Свет озаренья сквозь стекло,
Через решётку, так легко
Проник вглубь камеры и вдруг
Всё засияло в раз вокруг,
И поразило красотой,
Какой-то нежной теплотой.
И проявляясь, так во сне
Артур увидел на стене:
Архангел божий Михаил
Воздушным образом сходил.
            
 
            Архангел   
      
—Так, где же праведный судья!?
Тебе, Артур, отвечу я.
На небесах, но он сойдёт
И по земле лучом пройдёт.
Тьма ненасытная падёт,
И час сияния придёт.
Мир озарится добротой,
Неся земле святой покой.
Из плоти зло в момент уйдёт
И семя новое взойдёт.
Вздохнёт восторженно земля,
То говорю от Бога я.


             Артур.
—Но от рождения Христа
Не прекратилась суета
Обогащения людей
И становление вождей
В угоду жизни «богача»,
Но лямка тягости с плеча
Народа, снимется ль когда?
В свои же детские года
Я постигал судьбы урок,
В душе маячил огонёк,
Но он потух от лжи и тьмы.
И я дошёл так до тюрьмы.
Вначале верил я словам,
Что говорили  сверху нам.
Да не могло иначе быть,
Я начинал лишь только жить.
Запросы были так малы!
И мы по-детски так милы!
Что забывали, кто есть кто,
В детдоме обувь и пальто
Могли отдать, играть гурьбой.
Все были равные судьбой.
В одежде каждый, сыт, в тепле,
Торты бывали на столе.
Когда ж в свой путь пришлось шагнуть
И жизни истину хлебнуть,
Я стал острей воспринимать
Судьбы народную печать.
Так, начиная с ПТУ
Похоронил свою мечту,
Окончить ВУЗ и жить, как все.
Я очутился в полосе
Тех  чёрных дней, когда страна
Была амбицией больна.
Дельцы, хапуги, та же власть,
Стремясь нечестно жить и всласть,
Хватали «жирные куски».
Народу туже пояски
Пришлось затягивать, разбой
Витал над каждою судьбой.
Раздав всем ваучер, шпана
Воссела словно сатана.
Разруха полная в стране,
И голод, холод, это мне.
И нет поддержки и родных,
Жизнь била метко и под дых.
С дипломом сварщика и в путь,
Пришлось, как в омут мне шагнуть.
Работы нет и нет жилья
И ни кому не нужен я.
Пришлось работать батраком,
Есть угол тёплый и с куском.
И дочь хозяйская тайком
Меня тихонько вечерком
Старалась чаще навещать
И даже вкусным угощать.
Сама же плечи обнажив,
Шептала мне, что я красив.



Тут повернулся вдруг Артур,
Открыл глаза, но нет фигур,
Что были в камере, и он
Сказал себе: «Да это ж сон».
Но сон его опустошал,
Он и во сне переживал.
Разбитость в теле, пустота,
О, где ты, где ты суета?
И отрешённость до конца
Лилась унынием с лица.
«Погибнуть лучше, чем так жить,
С тоски мне хочется завыть» —
Подумал он и тут же встал,
И стоя сон свой вспоминал:
Грозу и ад, и там же мать,
Артур невольно стал рыдать.
Давил на сердце, как комок,
Злой рок его, что одинок.
Теперь тюрьма, а дальше — гроб.
Он в истерии бил свой лоб
С размаху резко кулаком
И думал только об одном,
Уж лучше смерть, уж лучше ад,
Такой-то жизни он не рад.
И нервный стресс, как тяжкий вал
В грудь навалился, он упал,
Лежал, как мёртвый, лишь дышал
И крепко, крепко зубы сжал.
Пробыл в унынии весь день,
Вид был такой, как будто тень
Передвигалась вдоль стены.
Так измотали эти сны
И думы тяжкие, что он
Издал гортанный страшный стон.
И боль мышления в мозгах,
В его заплаканных глазах
Так отражалась глубоко,
Что видно было, нелегко
Ему собою управлять.
Нельзя душе своей солгать
Она, как воздух, так легка
И от рожденья, на века
В ней воля-волюшка горит,
Тогда людской сияет вид.
Но коли в стены заточить,
Душа тогда кровоточит.
И тяжкий мрак объемлет нас,
Вот и Артур такой сейчас.
А ночь тем более гнетёт,
Ужели сон опять придёт
Тем продолжением картин.
Ужели жить так до седин?
Свихнуться можно ведь умом,
А что последует потом?
Потом беспечность, даже смех
Где надо плакать без утех.
Быть может так-то легче жить,
Чтоб раны сердца не нажить.
Но вот нормальный человек,
Он обречён судьбой навек
Нести свой тяжкий  жизни крест
До тихих наших вечных мест.
И хочешь ты, иль вовсе, нет,
Судьбе  шагать ты должен вслед.
Не спи хоть  ночь, хоть день, хоть три,
Гипноз же  сна сидит внутри,
Внушает тихо, спать и спать.
И надо должное отдать.
Артур противился, заснуть,
Но силу воли мог согнуть
Сон незаметно и легко.
И словно дивное крыло
Ему закрыло белый свет,
Неся воздушный силуэт
Реальной жизни и миров,
Где страшный ад, и рай богов.
   

          СОН  ТРЕТИЙ.
Закат красивый над водой
Играл как будто бы с рекой.
Горел пожаром в облаках
И отражаясь, на волнах
Качался заревом чудес.
А по лучам с высот небес
Шла дева чудной красоты.
Сошла, идёт, вокруг цветы,
И свет от солнца золотой
Сияет аурой святой
Над нею тайной неземной.
Она же с пышною косой,
В пурпурном платье с декольте,
И драгоценное колье
Сияет россыпью огней.
Идёт и всё прекрасно в ней.
Глядит Артур и узнаёт
В той деве, что к нему идёт.
То Ева! — Первая любовь!
То дочь хозяина, и вновь,
Те чувства вспыхнули, как свет
Давно ушедших юных лет.
Он, как тогда, её обнял,
Прижал к себе и целовал
Пурпурный бантик сочных губ.
Он Еве также страстно люб.

Артур так Евой возбуждён,
Что будто это и не сон,
А встреча с милой наяву,
Весной цветущей, на лугу.
И Ева чувствует тепло,
Ей упоительно легко
И в эйфории чуть кричит,
С Артуром сладостно летит
На взлёте чувств за облака.
Медовый месяц, где века,
Влюблённых таинства хранит,
Любовь святая, где царит.
Но тучи чёрным вороньём,
Сверкая молнии огнём
Грозятся яростно и зло.
И будто чёрное крыло,
Закат закрыло, меркнет свет,
А Евы уж простыл и след.
Хозяин злой стоит с кнутом,
Перед Артуром за окном.
 
               
              Демон.
—Ну, что Артур, припомнил ночь,
Когда хозяина ты дочь
Любовью страстной обольстил?

                Артур.
Её я искренне любил.
С красою первых чувств любви
Ну, разве, только соловьи
Сравниться могут под луной,
Когда цветущею весной
Поют романсы от души
И трели дивные в тиши
Летят кристально над рекой.
О, этот миг! Он не земной.
Я был готов тогда отдать
За поцелуй её и взгляд,
Не только волю, жизнь, о, Бог!
Я след её прекрасных ног
Готов был даже целовать.
Не каждый мог меня понять.
Но за душою, ни гроша,
Тогда ж судьба, как госпожа,
В любви поставила заслон.
И пред окном явился он,
Хозяин злой с кнутом в руках.
Я, помню, вскрикнул только ах!
Он сек меня, как пацана,
То батраку была цена.
До крови губы закусил
И сколько было в сердце сил,
Терпел удары за любовь.
По телу полосами кровь
Свернулась в содранных рубцах.
Да есть ли Бог на небесах!
Вдруг прокричал я, ошалев.
Рычал от злости, словно лев
И проклинал богов, весь свет,
Что справедливости в нём нет.

             Демон.
—Твоё проклятье, всех богов,
С твоих записано же слов.
Я восхищён, Артур, тобой,
Богам ты дал достойный бой.
Но знай, Артур, то тяжкий грех,
Не будет в ад тебе помех.
Кто сквернословил злостно,— « мать»…
Пытался  Бога проклинать,
Они все здесь. Артур взглянул.


Назад поспешно отшагнул.
Истошный рёв стоит в аду
И каждый грешник там в ряду
На крюк подвешен за язык,
У всех мужчин дрожит кадык.
И эти муки навсегда,
Не знает вечность ведь года.
И люди в мумию уже,
Здесь превратились, но душе
Ведь смерти нет, она жива.
За мат, проклятия слова
Прощенья нет, язык молчит
И крюк железный в этом щит.

            Артур.
—Ведь я любил её любил,
Хозяин до смерти избил.
В любви я разве виноват,
За что пророчишь ты мне ад?
Он спровоцировал меня,
Тогда сказал проклятья я.


              Демон.   
—Когда Пилат распял Христа,
Сомкнуто тот держал уста.
Он даже звука не издал,
Не то, чтоб Бога проклинал.
Святая доля, тяжкий крест,
Его не каждый может несть.


               Артур. 
—Но я страдал, страдал вдвойне.
Невыносимо было мне,
В тот вечер Еву потерял,
Хозяин в ночь меня прогнал,
Её закрыли под замок,
А я остался одинок,
Без денег, хлеба и угла.
Передо мной стояла тьма.
Тройная тьма: души и ночи,
И тьма слезы закрыла очи.
В рубцах кровавых от кнута
Я шёл, не зная сам куда.
Я брёл и брёл так наугад,
И только ветер был мне брат.
Он слёзы горькие со щёк
Сдувал в воздушный свой поток
И дул на раны и рубцы,
Трепал кудрявые концы
Моей причёски золотой
И тихой лаской, неземной
Шептал: «Терпи, терпи мой брат!»
О, как же был ему я рад!
Такой же вольный, как и он,
Я был в него тогда влюблён.
В обнимку с ним пришли мы в лес,
Казался мне он до небес
Во тьме ночной, я лёг под вяз
И не смыкал печальных глаз.
Мне было очень тяжело,
Огнём, как будто тело жгло.
Я думу думал до утра,
Пока холодная заря
Легла на травы красотой,
В лучах, серебряной росой.
И я решил, жить здесь, в лесу,
Внимать природную красу.
Оставить злой и жадный мир,
Несправедливость, где кумир
Рассудком правит всех людей,
То деньги, деньги — всех идей
Конечный путь, и потому
Мне лучше жить тут одному.
 

Артур умолк и тут во сне
Сквозь дрёму леса в вышине,
Увидел он красивый луч,
Сияет сказочно из туч.
И золотистый тот поток,
Душа Артура пьёт, как сок.
Целебный сок от божества,
Так упоительно слова
Лились архангела с небес,
Что к ним прислушался и лес.


           Архангел.
—Оставив мир и суету,
Избрал святую, ты, тропу.
В уединении итог
Видней, ясней, что сделать смог?
Понятней суть, зачем на свет
Явился ты? Ищи ответ.
Здесь глубже мысли в тишине,
Равна здесь мудрость вышине.
Чем дольше, дальше от людей,
Они тогда душе милей.
Вот так стремится ручеёк
Весной в играющий поток.
Он серебрится и журчит,
Он в массу вод стремглав бежит.
Начальный путь задумчив, тих
И то прекрасный жизни миг.
Он чист и светел, как слеза.
«Ни гром, ни туча, ни гроза»
Не тронут, коль, начальный дух,
 Достоин будет он  заслуг.


Архангел смолк и сон пропал.
Артур, как будто бы не спал.
Всё живо в памяти, весь сон,
Он крайне этим удивлён,
Что сон не сон,— живой экран
И жизнь его, как бы роман
Встаёт из прошлого пред ним
Сюжетом, даже неземным.
И в свете поисков добра,
Переживая до утра,
Проходит зло и тьму, и ад.
Артур сегодня очень рад.
Он видел Еву, как тогда,
Она красива, молода.
Её он страстно целовал,
Так сон и явь воспоминал.
И не страшна ему уж ночь,
Где ад во сне, но лишь бы дочь,
Того хозяина, обнять
И в эйфории вновь летать.
Об этом мысли чередой,
Какой - то импульсной волной,
Весь день, его теснили ум.
О, сколько было милых дум!
Он в напряжении устал,
Явилась ночь, он крепко спал.


      СОН  ЧЕТВЁРТЫЙ.
И снова лес во сне пред ним.
Он у костра, смолистый дым
Сосновым запахом струит,
Артур задумчивый сидит.
Землянку сделал он давно,
Хотя конечно в ней темно,
Но сухо, брёвна в ряд стоят
И наверху из них накат.
А вместо койки есть топчан
И для воды удобный чан,
И снасть, и лодка, и река
И рыба есть. Тепло пока,
Решает печь соорудить,
Но одному, как дальше жить?
И Еву выкрасть он решил,
А потому, туда где жил,
Идёт к хозяину тайком.
И вот красивый этот дом,
Постройки, баня и гараж,
Его ж зовёт второй этаж.
Ограда — камень и металл.
Ворота заперты. Он знал,
Там за оградой пёс — Заграй,
Довольно злой и звонкий лай
Сравним лишь с гончими в лесу,
Его услышишь за версту.


Артур ограду одолел
И повернуться не успел,
Пред ним стоит громадный пёс,
Совсем без злых на то угроз.
И в темноте глаза горят,
Артуру даже очень рад,
Хвостом виляет и скулит,
Вокруг него волчком юлит,
Узнал с полёта батрака,
Меж ними дружба высока.
Так с лёгкой лестницей к окну,
Минуя свет, да в темноту
Ныряет он, крадётся так.
Расчёт желает взять батрак.
Хоть страх велик и боль в рубцах,
Но сладкий привкус на губах
От поцелуя  мил  душе.
Он ставит лестницу уже
К её окну, второй этаж,
В ногах пульсирует мондраж.
Он осторожно лезет вверх
И нет ему на то помех.
Добрался, тихо постучал,
Никто ему не отвечал.
Он по стеклу усилил стук
И троекратный в спальне звук
Мгновенно Еву разбудил.
Она к окну, и нету сил
Стоять ногами на полу.
Дрожит рука и по стеклу
Ладонью ласково ведёт,
Она Артура узнаёт.
И вот распахнуто окно,
Слилась с ним Ева в то одно,
Что называем мы любовь.
Тут закипела в жилах кровь,
Пылают души и горят.
Необходимый взят наряд,
Записку пишет в темноте
Карандашом, да в суете:
«Меня, прошу я, не искать,
Коль будет плохо, дам вам знать.
Простите — Ева» И в окно,
Артур, как рыцарь, ждёт давно.
Забрали лестницу и в путь,
В лесу смогли передохнуть.
Погони нет, укрыл их лес,
Возник у Евы интерес.             
 
         Ева.
Скажи Артур, скажи родной,
Меня ведёшь ты в дом лесной?
Красив ли он, как у отца?
Могу ли видеть я с крыльца
Благоухание цветов,
Порханье дивных мотыльков
И созерцать речную гладь,
И слушать божью благодать
Лесной симфонии живой,
Где упоительный покой
С настоем трав, цветов, сосны
Смогу ль вдыхать до глубины
При свете сказочной луны.
И в свете солнечных лучей
Не тронет грусть моих очей.
Моя судьба в твоих руках
И я от радости в слезах.


       Артур.

О, Ева милая моя!
Ты знаешь, беден очень я.
Но ты права, мой дом лесной,
Зимой и летом, и весной
Прекрасен и неповторим.
Ни с чем он в жизни несравним.
Всё для тебя мой милый друг.
Смотри красиво как вокруг,
Мы в райском будто бы саду
У Бога оба на виду.



Сменив картину, длится сон.
Перед Артуром снова он,
Всё тот же Демон зла и тьмы.
Исчезли Евины черты
Как говорится на глазах,
Объял Артура снова страх.
Жить без любимой, нет уж сил,
 И Демон тут его спросил:


          Демон.
—А знал ли ты, что в райский сад,
В змеином облике наш брат
Прополз и Еву обольстил,
Адама, Евой соблазнил.
И райский сад не спас людей,
В руках то наших страсть сильней.
Вкусив запретный плод, они
Познали грех от сатаны.
Тут рассердился сильно Бог,
Адама, Еву за порог
В сердцах прогнал, хвала « змее»!
Теперь же люди на земле
Рожают в муках. Бог нарёк!
Тяжёл для женщин этот рок.
Сейчас же Богу не до вас,
Он устремил  свой взор на нас.
Пленили мир мы весь почти,
Желает с нами счёт свести.
Изгнать нас трудно из людей,
Хоть чуть, но в каждом есть злодей.
Кто скажет громко?  Я святой!
Вопрос на вид совсем простой,
Умом не правый повторит,
Не смысля, что он говорит.
Но умный трижды скажет, нет,
Хотя достоин, вот ответ.
Лишь вправе чашу взвесить Бог,
Определить святой итог.
И так Артур, живя в лесу,
Внимая чудную красу,
В делах природной доброты,
В любви милейшей высоты,
Ты зло житейское пожнёшь,
Без Евы дальше в жизнь пойдёшь.


          Артур.
— О, Демон, что ты говоришь!
Меня вещанием, ты злишь.
Безумно Еву я люблю,
И взгляд очей её ловлю.
Она мне свет и божество
И тяжкой жизни торжество,
И луч сияющей мечты,
И сладость женской красоты,
Она мне жизненный запал,
Я ласку женскую познал.
Она мне мать, сестра, жена,
Всевышним, видимо дана:
«О, Ева, где ты, отзовись!»


           Ева.
—Ау! Любимый, повернись!
Я здесь в цветах, плету венок!
И голос твой так не далёк,
Иди сюда, иди родной!
Хочу я рядом быть с тобой!


На голос он во сне бежит,
С любимой Евой сладко жить.
Густой раздвинул куст рукой,
А на поляне неземной
Сидит любимая в цветах,
Как бы в раю на небесах.
И взор сияющих очей
Прекрасней солнечных лучей,
Любовью нежною струит.
Артур, тут Еве говорит:


        Артур.
—Звезда моя, заря моя!
Скажу, тебе я, не тая,
Цветы прекрасны, нет и слов,
Но ты пришла ко мне из снов.
Цветы склонились пред тобой,
Утих речной волны прибой,
Всё меркнет, блекнет пред красой,
Ведь ты цветок, цветок живой!
Ресницы словно лепестки
Мне душу лечат от тоски.
В глазах вместились звёзды все,
Сияют, манят не во сне
Своей чарующей красой
Блестят серебряной росой.
Улыбка радугой парит
И сердце тихо говорит,
Душа моя, чудесен миг,
Он наш, он вечен, для двоих.
Что выше, краше красоты?
Царица Ева, это ты!


И сон растаял словно снег.
Артур проснулся, нет утех,
Жизнь загубил себе же сам.
Стал вспоминать, как жил он там,
На воле, с Евою, в лесу.
Смахнул нежданную слезу.
Он помнит всё до мелочей,

  (Воспоминание.)   

В потоке солнечных лучей
Стояла дивная весна,
Душа любовью вся полна
Летала лёгким мотыльком.
В землянке ж  с Евою вдвоём,
В лесу мечтали строить дом
И на подворье завести
Хозяйство, чтоб душой цвести.
Детей с десяток народить,
Чтоб не кончалась рода нить.
Пока же рыбу он ловил
Да на базар порой носил.
На первом плане хлеб и соль,
Продукт насущный, в сердце ж боль
От дум стояла, как же быть,
Ведь Еву нечем одарить.
Он виду ей не подавал,
Наедине переживал.
Но Евы милый тёплый взгляд,
Артуру был душе заряд.
В любви пять месяцев они
Прожили ярко без вины
И без упрёков и обид,
Всегда сияющий был вид.
И вспомнил он тот выходной,
Когда не смог попасть домой.
В то утро Еву он обнял
И как всегда, поцеловал,
А через час, войдя в базар,
Он продавал речной там дар:
Лини, лещи и даже сом.
Но сзади резко вдруг кнутом
С потягом кто-то, так хлестнул!
Артур от боли не вздохнул,
Согнулся, сел, почти в комок.
И он почувствовал наскок,
Его скрутили двое в раз
И кулаком подбили глаз.
Втолкнув в машину, увезли:
«Сиди — сказали — и не зли».
И привезли в хозяйский дом,
Стоит ограда та ж кругом.
Артура заперли в сарай,
Скулил под дверью пёс — Заграй.
Прошло не больше двух часов,
Свирепо был открыт засов.
Вошёл хозяин зол и пьян,
Ему охраной, стул был дан.
И тут он начал разговор:
«Ну, здравствуй, здравствуй хитрый вор.
Всё сам расскажешь? Или как?
Бездомный, наглый мой батрак.
Где Ева? Ева? Что молчишь?
Ах, так! Сейчас заговоришь!»


Он избивал, он бил так зло!
Но ничего не помогло.
Артур молчал, как глух и нем,
Под дых ударили, затем
Артура бросили в подвал.
Он двое суток там лежал,
Придя в себя, не знал, как быть,
И не хотелось больше жить.
Но вспомнив Еву, там одна!
И в сердце дрогнула струна,
Сейчас же думы все о ней.
Как там она? Ей тяжелей.
Она же с голода умрёт!
И он хозяина ведёт
В глухой тот лес, где там одна,
В землянке ждёт его, жена.
Услышав в близости людей
Она с землянки поскорей
Выходит, видит тут отца,
Артура и два молодца.
Угрюм любимый, в синяках,
Непроизвольно вскрикнув, ах!
Осела Ева тяжело.
Артуру сердце обожгло,
Но руки связаны назад,
Взгляд опустил, как виноват
За всё, за всё, знать не судьба,
Отец, — хозяин, им судья.
Он огласил над речкой лес
Порывом гневным, как из пьес.


        Отец.
—Ах ты, беглянка! Дочь моя!
Любил ли кто тебя, как я!
Тебя ль я сердцем не жалел,
Тебе ли песни я не пел
Над колыбелью вечерком.
Тебе ли сказки я потом,
Когда ты стала понимать,
Часами мог читать, читать.
Иль драгоценности не те
Дарил на праздники тебе.
Иль в чём тебя я ущемил,
Иль свет батрак тебе затмил?


          Ева.
—Прости отец, я дочь твоя.
Пришла пора и жизнь моя,
Лишь мне должна принадлежать,
Кого любить и выбирать.
Протест жестокий твой, отец.
Хочу идти я под венец
С Артуром милым, только с ним.
Я преклоняюсь перед ним.
Хоть беден он, но чист душой.
Его люблю, Артур лишь мой.


         Отец.
—Молчи развратница! Молчи!
Отца, ты жизни не учи.
О, если б встала мать твоя,
Да посмотрела на тебя!
Она бы вновь тут умерла,
Твою любовь не поняла.


        Ева.
—О, мама, мама, где ты, где!?
Ты свет добра в моей душе.
Меня б, как дочь ты поняла
И со слезами обняла.
Благословила бы крестом
И провела в большой наш дом,
Внучат бы нянчила потом.

          Отец.
—Молчи, бесстыдница! Молчи!
Не дам от дома, я, ключи.
Да, как ты смеешь с батраком
Ко мне явиться в светлый дом.
Тому не быть! Не быть! Не быть!..
Его я должен здесь убить!
Навек в землянке схоронить.


          Артур. 
—Ну, что ж, стреляй, я за любовь
Отдам земле до капли кровь.


           Ева. 
—Отец, не надо, не стреляй!
Артура ты не убивай.
Я так люблю его, нет сил.
Ему чтоб жизнь ты сохранил,
Его забуду навсегда.


         Артур.
—О, Ева, что ты, ни когда!
Мне без тебя и свет не мил.
О, лучше б он меня убил.
Стреляй хозяин же, стреляй!

         Ева.
—Отец! Прошу, не убивай!
Его забуду навсегда!—
Крик истеричен — Да! Да! Да!


Артур тут вздрогнул, Евин крик
Его пронзил и он поник.
Всё было будто бы вчера.
Темнело быстро, до утра
В мученье сон он проведёт
И мозг его не отдохнёт.
Себя он в думах истязал,
Во сне ж метался и стонал.

         СОН  ПЯТЫЙ.
Землянка, лес, Артур один
Стоит, угрюмый, средь осин.
На сердце, будто хладный лёд,
И жизнь его совсем не мёд.
Любимой нет и нет родных,
Нет дней любовно золотых.
Нет никого, мир так жесток,
Окончу — мыслит — жизни срок.
Готовит виселицу, сам
Глаза невольно к небесам
Поднял, и слышит он во сне.


         Архангел.
—Сгорит душа твоя  в огне!
То грешный путь, Артур, пойми,
Такие мысли прочь гони.
Ты молодой, здоров, силён,
Живи, как будто окрылён,
Развеять зло и мрак, и тьму,
Уму подвластно твоему.
Дорога радужных побед
Оставит людям добрый след.

          Демон.
—Оставит людям добрый след!?
Не верь Артур, и нет, и нет!
Они забыли про тебя,               
 Не бойся ада и огня.
 Накинь петлю и я с тобой,         
Тяжёл же путь людей святой.
Мой путь земную связь порвёт
И твой тяжёлый рок падёт.
Ты будешь вечно только мой,
Подручной хитрой сатаной.
 
И тут Артуру снится ад,
И он у Демона, богат.
Ведёт подсчёт людских грехов
И не зависит от богов.
Приказы чётко отдаёт
На муки души тут же шлёт.
Сейчас он выше сей толпы,
Пред ним  же люди, как клопы.
Готов он их всех раздавить
И дальше Демону служить.
Артур смеётся: «Ха-ха-ха»!
         

      Архангел. 
—Пока не поздно от греха
Беги Артур, беги скорей!
Сладка и льстива речь чертей.
Служи спасению детей,
Природе, Родине своей,
И то начало не конец.


Тут из гнезда упал птенец.
Он был беспомощен и мал,
Артур его в ладони взял.
По-детски мил птенец пушист,
Слегка напуган и ершист.
Артур внимательно глядит
И видит, мать птенца летит,
Снижаясь, вьётся над гнездом,
Зовёт малышку криком в дом.
«Не бойся птичка,  — молвит он —
Хотя птенец не окрылён,
В гнездо его доставлю я
И будет счастлива семья».

И мысли гадкие ушли,
Ростки добра в душе взошли.
Петля и Демон позади,
Стремленье к жизни впереди.
Наверх он лезет по ветвям
К притихшим в ужасе птенцам.
Кладёт птенца  в его гнездо,
Безмерно счастлив, от и до.
И смотрит в небо, красота!
Какая даль и высота!
И в душу льётся синева
И лес, и речка, и листва.
Как грудь наполнилась красой!
И луч от солнца золотой
Развеял грусть, печаль, тоску.
Он приложил ладонь к виску
И молвил: «Думай, думай брат,
Ведь жизнь есть выше всех наград!
С чего начать, с чего, с чего»?
И осенила мысль его,
Идти служить в спецназ, в Морфлот?
Ведь призывной его уж год.


И вот он в армии, спецназ.
Готовят их, как на показ.
И чёткий шаг и поворот,
И лечь, и встать, и оборот,
И ближний бой, и спец-приём,
Огонь и воду, и проём
Успей в секунды одолеть,
Спуститься с крыши и залезть
Куда угодно,— чёрту в пасть.
И чтоб в противника попасть
Наверняка, хотя бы в глаз.
Вот то и есть, друзья спецназ.
Артур готовит тело, дух,
Имея, пять уже заслуг.
Бесстрашен, ловок и силён,
В спецназ он искренне влюблён.
Да и армейская среда,
Была сродни ему всегда.
Детдом-то школа, будь здоров!
К любым невзгодам он готов.


По воле рока и властей
Так оказался точно в ней,
В Чечне, как раз под новый год,
Консервный где стоит завод.
Штурмуют Грозный и Артур
Силён и быстр, как дикий Тур,
В бою с врагом не удержим
И не один сражён тут им.
Во сне он видит страшный бой,
На лицах взор повсюду злой.
Разрывы, стоны и пальба
И крики раны и мольба.
Сцепилось зло тут с двух сторон,
Спор разрешает лишь патрон
Ощерив мясо или кость.
Артур в Чечне совсем не гость,
Без приглашенья автомат
Стреляет в цель и наугад.
Разит Чечни стальной булат
Совсем молоденьких солдат.
И трупы, трупы с двух сторон,
Идёт невиданный урон.
Не знает зло сейчас границ,
Оно покрыло взгляды лиц.
Громится Грозный, как Берлин,
Разрыв ракет, снарядов, мин
И то не день, не два, не три.
Чечня, Россия, хоть умри,
На веки вместе! Вот «любовь»!?
Пройти сквозь зло и смерть, и кровь
И после жить по-братски вновь!?
Вот уж величие умов!
Артур в боях, как озверел,
Глаза сверкают, страшен, смел.


И вместе с тем, так возмужал,
Так хладнокровен, что кинжал!
И месть его, врага разит
Разрядом огненной грозы
За всех друзей, что потерял.
Пред ними клялся и рыдал,
Что отмстит за них, как брат.
Армейской дружбе был он рад.
Не знал с рожденья он родни,
Но боевые в Грозном дни
Его роднили до того!
Что сердце дикое его
Хотело братского тепла
И здесь нашло в Чечне средь зла
Сближенье душ  в «одной судьбе»,
В кровавой битве и борьбе
За сохранение границ,
Тех исторических страниц
Российской мощи, широты
И монолитной высоты,
По-братски всё и пополам,
За друга жизнь положишь сам.
И цель наживы здесь мертва,
Здесь выжить, каждого мечта
И победить, сломать врага.
Россия, слишком дорога!
Не может цели быть другой,
Проигран будет тут же бой,
Коль цель и дух ослабнет твой,
В могиле ты одной ногой.
Артур к невзгодам так привык,
Что дух его, в бою, как штык,
В миг рукопашный  твёрд, как сталь,
К врагу нет мысли, слова, жаль.
И много, много, на счету
Здесь у него, войны тропу
Во сне он видит, как тогда
В те сумасшедшие года.


Но вот меняется вдруг сон,
Артур и сам тем удивлён.
Пришла, цветёт сама весна.
Путь примирения страна
Нашла, надолго ли, как знать?
Ему ж поставлена печать:
Окончен службы срочной срок.
Он получил в Чечне урок
Святого братства против зла,
Что жизнь, сплошная есть борьба
Между добром и вечным злом,
Что ложь, обман стоит кругом,
Что все хотят красиво жить,
Шикарно есть, шикарно пить,
Что счастье это, как кому.
Судьбой же вручено ему
Миг счастья в двух простых словах.
И он от них почти в слезах,
Их повторяет: « Я живой!»
Хоть крыши нет над головой,
Прорвёмся,— шепчет он во сне,—
Помог же я своей стране,
Ужель забудут ратный труд,
Ужель мне угол не дадут.
Во сне же Демон тут, как тут.


          Демон.
—Артур, Артур! Поверь ты мне.
Хоть был ты в пекле на войне,
Печален жребий твой солдат.
Богатым ты, увы, не брат,
Как был детдомовец, батрак,
Им и останешься, вот так!


          Артур.
—Не верю я, не может быть.
Ты Демон зла, цель, загубить
Меня ты хочешь. Не бывать!
Чтоб смог словами запугать,
Иль убедить, что мир другой.
Уж демократия волной
Шагает всюду по стране.
И по пути идти с ней мне.

          Демон.
—А много ль видел ты в бою
Сынов богатых? Не таю,
Ни одного, ты знаешь сам.
Они в тепле у пап и мам.
А раны, смерть и кровь, и зло
Таким, как ты, тебе везло,
Тебя не ранила война,
Но всё ж внутри сидит она.
Когда ни - будь, придёт надрыв,
Она проявится, как взрыв.

         Артур.
—Ты, Демон тьмы, меня достал.
О счастье в жизни я мечтал.
Мне надоела смерть и кровь,
Я не забыл свою любовь.
Хочу с желанной Евой жить,
Её, как прежде лишь любить.
И доказать её отцу,
Я не батрак, затем к венцу
С любимой Евой подойти,
Жизнь только вместе с ней пройти
В кругу семьи, в кругу детей.
Мне свет тогда бы стал милей.
Тут голос слышится во сне:


         Архангел.
—Приятны мысли, речи мне.
В бою тебе я помогал,
Об этом ты совсем не знал.
Жалел тебя, как сироту,
Ты смерть встречал, как брат сестру.
Не издевался над врагом,
Кровавым не был палачом,
А шёл солдатскою тропой
Навстречу смерти, смело в бой.
Врага встречал лицом к лицу,
Не сподоблялся подлецу
За спины прячась, не дрожал,
Был хладнокровен, как кинжал.
И откровенность, чистота,
Твоя высокая мечта
Ведёт тебя не зря вперёд.
Твой идеал, простой народ.


Неслышно голоса, затих.
Артур увидел в этот миг,
Опять он в том же городке,
Идёт во сне к своей реке.
И долго, долго там сидит
На воду, лес, дивясь, глядит.
Бежали мысли чередой,
Вернулся он опять домой,
А где же дом, где угол свой?
Глаза подёрнулись слезой.
Нет ни чего и ни кого.
Мысль осенила тут его.
И он идёт в военкомат,
Его встречает лейтенант.
Седой бывалый военком,
Своим настойчивым звонком,
Вселил его едва-едва,
Истратив все почти слова,
В то общежитье, где живёт,
Звучит на русском, это сброд:
Семейный, пьяница и вор,
И разведенный, частый спор
По пустяку, где гвалт стоит,
Артуру жить здесь предстоит.
Котилось время колесом
С демократическим лицом.
Развал полнейший и погром,
Что ценно прибрано кругом
К себе в запасы, в тайники…
Стояли смутные деньки.
В горгаз направлен был Артур,
Сварные швы варил, что шнур,
Но денег нет как, ни крути
Пустым приходиться уйти.
Подачку выпросит порой,
Идёт расстроенный он злой.


            Артур.
—Что делать мне, как дальше жить,
Ужели нищенство влачить?
В Москву, в Москву! Там капитал
В развал Союза оседал.
Идёт там, в долларах расчет.
За чей же счёт, за чей же счёт?
Москва, Москва, да что с тобой,
Ты стала вроде бы другой.
От безысходности народ
Глядит Москва в твой царский рот,
Надеясь, что-то получить,
 По - человечески чтоб жить.
И я детдомовец, солдат,
Чечню прошёл не стал богат.
Я нищий, как же это так!
Весь день работаю за так.
За что же кровь я проливал,
Чтоб некто жил и процветал.
Увы, мне нечего терять,
Иду Москву я покорять!
Собрал походный чемодан
И свет зелёный тут же дан.
Стучат колёса, мчатся вдаль,
Ему прошедшего не жаль.

      СОН  ШЕСТОЙ. 
И вот пред ним уже Москва.
Большими буквами слова,
«Добро пожаловать» гласят,
Из репродуктора летят
Обрывки фраз, понять нельзя.
Артур прислушался, но зря,
Перрон шумел, гудел, поток
Людей шёл тесно, бок о бок.
«Так вот какая ты, Москва»!
Артур подумал и тоска
По лесу сразу тут, как тут,
Но даже несколько минут
Не смог побыть он в тишине.
Поток людской идёт во сне,
Вокзал гудит ещё сильней
И в этом гуде у дверей
Стоят и бомж, и инвалид,
У всех прискорбный очень вид.
На пропитанье просят дать.
Артур того не мог понять.


            Артур.
—Да, как, же так, в самой Москве,
У мира с шапкой на руке
Просить кусок иль пять рублей,
Не быть тому, меня убей,
Не стану, так - то вот, просить.
Я лучше буду «сытым» мстить,
Добром меня, коль не поймут.
 Где ж справедливость, иль не тут?
Тогда скажите где же, где?



        Демон.
—Её начало в нищете,
Скажу, там нечего делить,
Одно стремленье, просто жить.
По мере роста ценных благ,
Уж справедливость терпит крах.
Раздай богатства — нищета,
Но справедливость снова та.
У всех другая же мечта —
Разбогатеть, жить, как в «раю».
И справедливость же свою
Забыть, как страшный, тяжкий сон.
Знать человек — хамелеон.

         Архангел.
— Нет, справедливость  — это знак,
Жить без него нельзя ни как.
Даётся, как святая нить,
Её ты должен сохранить.
И только с ней ты человек,
Так было, будет так вовек.
Она основа доброты
И качеств личной красоты.
Так как Артур, поступишь ты?

        Артур.
—Я выбираю только труд,
Ценней он залежных всех руд.
Основа жизни на земле
И справедливость то по мне.


И дальше длится этот сон
В числе приезжих, быстро он,
По найму уж определён.
И в общежитие вселён.
На стройке трудится в упор,
Бетон готовит и раствор.
Оплата малая, терпи,
А без неё совсем умри.
Энтузиазма нет, как раб,
В своей стране! Он, как арап.
Культура вся не для него,
Живёт, не зная для чего.
И цели нет и выходных,
Бьёт демократия под дых.
Копились ненависть и зло.
И вот Артуру повезло.
Армейских встретил он друзей
И жизнь помчалась веселей.
Оплата киллера весьма
Свела его почти с ума.
Нажать всего лишь на курок
И получить большой «кусок».
Машины, девочки и Бар
И нет проблем, какой базар!?
И рестораны, казино,
Не жизнь, а прямо, как кино.
И в Подмосковье угол свой,
Но путь не нравился такой.
Артур старался рассуждать,
До глубины души понять
Смысл жизни нашей на земле.
Не уподобиться змее,
Кусать людей  «из-за угла».
«Да нет во мне такого зла».
Он сам с собою рассуждал
И тут же мысли выдавал
Тех положительных идей,
Что жить он хочет для людей.
Что делать? Чтоб народ вздохнул,
Капитализм его согнул.
Но власть ведь тоже за народ!
Так, где ж спасительный тот ход,
 Что будет принят на ура!?
Уж двадцать первый век, пора!
Найти дорогу лишь к добру
И перекрыть дыханье злу.
Сидеть и ждать Артур не мог
И размышлений всех итог
Его был прост и таковым:
Жестоким станет он и злым
К несправедливости и так,
«Железный нужен мне кулак»,
Чтоб бедным в жизни помогать,
Процент с богатых силой брать.
Он создаёт подвижный штаб.
Тот, кто делиться не хотел,
И семь таких уж было тел.



И суммы тратились всегда:
В детдом, бездомным, иногда
Артур для церкви выделял,
Места питанья открывал
Для беспризорников детей,
В аптеках скидки для людей
Всем безнадёжным, и сюрприз
На новый год, его девиз
« Подарки детям, без отцов»,
Являлся он, как бы из снов—
Волшебник дедушка мороз,
Всё это трогало до слёз.
Скинхедов, Панков не любил,
И справедливость выносил
На первый план, но прав ли он?
Хоть уважал весьма закон
Национальный и святой,
Но был, какой - то не такой.
Быть может психика в Чечне,
В той мясорубке на войне
Прошла сквозь адский смертный нож
И нищий, бедный, даже бомж
Ему роднее, ближе стал.
Он много с детства испытал.
Но жизнь сложна, как не крути
И от ответа не уйти.
Артур всё это понимал
И путь не этот, что избрал,
Что жизнь ему не изменить,
Что справедливости та нить
Зависит больше от верхов.
Чтоб строй сменить, то нужен зов
К народу искренне простой,
Чтоб принял он его душой.



Но наш народ ведь разобщён
И не безграмотен, учён.
Рабочий класс, его, как нет,
Крестьянства тоже, вот ответ.
Выходит надо по домам,
По хуторам и городам
Беседу ясную вести
Народ к единству привести,
И то стратегия не фарс.
За каждый голос, словно Барс
Желал бороться он в стране
И бормотал слова во сне.
Но поздно, поздно, грозный МУР
Искал повсюду, где Артур.
Он это чувствовал душой
И предпочёл последний бой.
Пошёл он в массы, к молодым,
К таким, как он простым, прямым.
Пока студентов избегал,
У них другой сознанья бал.
И претендуют на места,
У них в проекте высота.
Когда ж приблизятся к земле,
Увидят жизнь внизу во мгле,
Поймут Артура ясный зов,
Он состоит из трёх лишь слов.
«Жить так нельзя»! И монолит
Из молодых поставит щит
Всем безобразиям в стране.
И дальше видит он во сне,
Пред ним Денница и в углу
Для крови длинную иглу
С улыбкой держит, говорит:



          Денница.
—По ней прекрасно кровь бежит.
Бери Артур и кровь пускай,
И жалость в мысль не допускай.
Жил Авель, Каин их исход
Несёт в крови земной народ.
И жизнь, то страшная борьба,
В твоих руках твоя судьба.
Пусть кровь течёт, смывает «грязь»,
Себя вознёс кто, я, мол, князь.
Без боя кто ж оставит стул?
Пока в стране идёт разгул
Шпаны и всякого жулья,
И вход у каждого жилья
Имеет свой стальной секрет,
И в окна входит божий свет
Через решётки. Господа!
То в демократии страна!?
Ха-ха, ха-ха! Громи Артур
Без уговоров, процедур,
Несправедливости клубок
И знай, ты в том, не одинок.
Народ боится и молчит,
Хотя зубами уж скрипит.

        Архангел.   
—Язык и слово дал вам Бог,
Решить всё может диалог.
Другие меры в споре — тьма:
Убийство, войны и тюрьма,
Но есть и ад, страшней всего,
При жизни бойтесь вы его.
Есть божья заповедь, она
Ясна, как полная луна.
Гласит так просто « Не убий»!
Для сохранения людей
Господь с надеждой завещал
И то начало всех начал.
Вы все подобие его,
Но стали грешны до того,
Глубоких нет святых идей,
Как звери в образе людей.
Господь надеется и ждёт,
Когда ж народ к нему придёт.
И продлевает жизнь земли,
Чтоб насладиться вы могли
Великой божьей красотой,
Но путь ваш в жизни не простой.
То показал вам сам Христос
И верит кто ему до слёз,
Тот справедлив, как божий суд.
Свою он речь закончил тут.


         Артур.
—Я не святой, я не пророк,
Но я прослушал твой урок.
Путь крови я уже закрыл,
Хоть помню всех, кого убил,
Себя в безумстве обвинил,
Душой же, сердцем не остыл.
И в сердце ненависть — змея
Вползла Гадюка, злобен я!
В припадке гнева разум мой
Воспламеняется искрой,
Искрой войны и тут же взрыв,
Потом депрессия, надрыв.
Когда ж спокойствие придёт,
Меня вновь к действию зовёт.
Язык и слово будто свет,
В сердца людей несёт рассвет
Любви, надежды и добра.
Пред ними дивная заря
Встаёт красиво божьим днём,
Где справедливость, только, в нём.
И люди плача, день тот ждут,
С улыбкой радостно идут
Из тьмы в сияние лучей,
И свет духовный из очей
Преображает мир земной
И каждый словно бы святой
Настолько в жизни будто «сыт»,
Что не тревожит личность быт.
И цель высокая в сердцах
Преобразуется в делах
В чудесный жизненный кристалл,
Где каждый место отыскал
Не от нужды, а для души,
Живя в спокойствии, тиши,
Сливаясь в общий монолит.
Артур во сне так говорит.



Его ж поступок страшных дел,
Числом семи убитых тел
Кольцом сжимался каждый час.
В подвижный штаб влетел спецназ
И рухнул вмиг «Артуров Меч»,
Приказ: « Всем на пол, быстро лечь»!
А дальше камера и суд,
Так сны его, судьбу ведут
Тем повтореньем прошлых дней,
Где был он лишним средь людей.


         СОН  СЕДЬМОЙ.
Судебный зал, судья встаёт,
Причину суда выдаёт,
А обвинительный мотив,
Как будто злой речитатив
Строчит чуть гневно прокурор,
Разит Артура в грудь, в упор
Словами тех преступных дел,
Где семь убитых жадных тел
Лежат давно в земле сырой.
Надежды, в общем, ни какой,
Что суд смягчит свой приговор.
Не террорист Артур, не вор,
Но слишком путь его жесток,
Да и с рожденья тяжек рок.
Вопросы сыплются к нему:
«Что вас толкнуло, почему
Лишили жизни вы, людей?
Распространяли смысл идей,
Капитализма строй подмять,
Хотели бунт в стране поднять?
Кто дал вам право, за народ,
Демократический наш ход
Хулить открыто среди масс?
Понять суд хочет, в этом вас».


                Артур.
—С рожденья в мире я  чужой,
Крест жизни тяжек очень мой.
Я нёс его, как только мог,
Мне гладких не было дорог.
Бугры да ямы, грязь, песок.
Я в мире был, так одинок!
Что сердце ныло по ночам,
А днём казался мир очам
Бездонной серостью проблем,
Где каждый будто глух и нем,
Живёт, в какой - то скорлупе.
И в этой движущей толпе
Сквозит угрюмость, пустота,
Закрыта радость, высота
Полёта связанной души.
Я думал, где ж страны мужи!?
Что людям сладко говорят,
В толпе ж их нет, они сидят
В тепле, уюте и едят
Деликатес, жизнь суперкласс,
Забыв в тот миг совсем про нас,



Что мы едим, где спим, живём.
Я понял, что напрасно ждём
Чего-то лучшего, а мне
Жилось ведь тягостней вдвойне.
Я испытал позорный труд,
Ждал миску щей, когда дадут.
Избит кнутом был, за любовь,
Во мне бунтарская знать кровь,
Я не смирился, не простил,
Но и за боль не отомстил
Отцу той девы, что любил,
В лесу тогда я с Евой жил,
Как первобытный человек.
Но не забуду я вовек
Любовь, свободу, красоту
Природы, жизни простоту,
Где суеты и злости нет,
Лишь упоительный рассвет
Соединялся там с душой,
Лес дивной полнился красой:
Напевы птиц и аромат
Цветов и трав, как божий сад
Убогость жизни украшал.
И я незримо там вдыхал
Природы милой благодать,
От чувств хотелось мне летать.
Хоть беден был я и в лесу,
Но, ни единую слезу
Не уронил, душа цвела
И с песней спорились дела.
Но рок преследовал меня.
Нет тяжелее в жизни дня,
Когда я Еву потерял.
Её отец нас с ней разнял.
О, лучше был бы я убит,
И до сих пор душа болит,
Я не забыл её, о, нет!
Она мне сердцу дивный свет.



И жизнь тогда оборвалась,
Она забыть меня клялась!
Из-за любви, чтоб был я жив.
 Во мне ж смертельный встал порыв,
Я без неё жить не хотел,
Как будто кто мне повелел.
Петлю я сделал, мой конец
Совсем был рядом, но птенец
Упал тогда к моим ногам.
Я перестроился вдруг сам,
Забыл обиды, смерть, разрыв,
Явился жизненный порыв,
Спасая жизнь тому птенцу,
Я ощутил, что по лицу
Прошла улыбка и во мне
Незримо, так как по весне
Взыграла жизнь опять красой.
Летая, птаха надо мной
Кричала, плакала и я
Тогда подумал, вот семья!
Кода ж вложил в гнездо птенца,
Слились в едино тут сердца
Птенца и матери, отец
Взволнован в меру, как скопец.
И я в ветвях на высоте
Стоял в любви и доброте,
Над лесом словно бы парил.
И луч восхода озарил
Мне сердце, душу, мысли, кровь,
Любить и жить хотел я вновь.
Жестокость, зло не для меня,
Встречал рассвет тогда я дня
Опять  по-новому, в глазах
Стоял мир, будто в дивных снах.
Я любовался красотой:
И этой божьей синевой,
И милым солнцем, теплотой
И серебристою росой,
Глубокой ласковой рекой,
Лесной симфонией чудес,


Что пел, ликуя, милый лес.
О, голос птичий не земной!
Я землю чувствовал душой.
И мир казался мне святой.
Но разлучит себя с судьбой
Ни как не мог, призыв уж мой
Встал на пороге предо мной.
То был мой выход из проблем.
Так без погон и без эмблем
Стоял в строю, на призывном
И мне казалось это сном.
Я нужен, стал своей стране
И чувство гордости во мне
Внутри рождалось, как заря.
И я служил до января
Без боевых тогда тревог,
Но убивать ещё не мог,
Хотя готовили к тому.
Но страшно было самому
Представить кровь и крик и смерть
И всё ж во мне рождалась твердь,
Мужская твердь бойца войны,
То было нужно для страны.
Но дедовщины злой урок
Не унаследовал порок,
То был жестокий «дебилизм»,
Себя любимый эгоизм.
Таких « дедов» я презирал
И если надо повторял:
 Ведь я, детдомовец, « дружок»!
Путь выживания жесток,
Своей обиды не прощу,
Обойму в лоб тебе пущу.
И отрезвляло это в раз,
То говорю я без прикрас.
Но это цветики, Чечня!
Уроком бойни для меня
Предстала, как и для других,
Терял друзей я, дорогих.


 
Когда же первый раз убил,
Передо мною мир поплыл.
Я помню это до сих пор,
Стрелял в Чеченца я в упор.
Его же чёрные глаза
Прожгли меня, как бы гроза
Разрядом молнии вошла
И сердце, душу обожгла.
Сгорела жалость так во мне.
Я находился, как в огне,
Кричал, орал и был жесток,
По нервам импульсов поток
Во мне разрядами искрил
И я, зверея так строчил.
Мой автомат не подводил,
Навек там многих уложил.
Но чем я больше убивал,
Острее всё осознавал,
Мы только пешки, короли
С ферзями где-то там  вдали.
И жизнь, то есть судьбы игра,
Досталось мне ж, кричать ура!
По локти руки все в крови,
В душе умолкли « соловьи».
В ней поселились грусть, печаль,
Что жизнь устроена так, жаль!
Навоевался, чудо ждал,
Меня ж ни кто не ожидал.
Военкомат лишь кое-как
Вручил работу за «пятак».
Я не роптал, нужду терпел,
Но жизнь узнать точней хотел.
И вечерами по домам,
По приглашенью, тут и там,
Квартир немало посетил
И жизнь по полкам разложил.
Страна — огромный есть масштаб,
Путь не понятный и этап.


Но прикрываясь ей, чины
Не видя в том, своей вины,
Себе зарплату из казны
Всё с той же думой не стыдясь
Берут, как надо, отродясь
Народ не ведал манны той,
И кошелёк всегда пустой.
Пожили б, как простой народ,
Хотя полгода или год,
К народу был бы поворот.
Купить обнову не моги,
Такие в жизни пироги.
Одежду носят, тот запас,
Что был у каждого из нас.
Прибавят пенсию на грош,
Цен повышения тут ждёшь.
Идёт игра, возьми, отдай,
О лучшем и не вспоминай.
Ну что с того, что урожай,
Как хочешь, так и выживай
Не первый раз из года в год,
В долгах, проблемах весь народ.
Ну что с того, что нефть и газ
Продали больше, не для нас.
И так живём, всё для страны
И только б не было войны.
А люди так уж ли нужны!?
Зарплата только лишь прожить,
Куда одежду там купить!
И даже: «Быть или не быть»,
Стоит вопрос в простой семье.
И горько, стыдно было мне
И за страну, и за народ,
Что он молчит, закрыв свой рот.
Москва — богатый наш « уезд».
Займёт одно из первых мест,
Где хищный, жадный капитал
Себе убежище создал.


Столица наша! Господа!
И все стекаются сюда
Кто хочет выжить, а детей
Бездомных, нищих и Бомжей,
Кто их регрессом расплодил?
А сколь в Москве преступных сил!? 
Куда вошёл теперь и я,
Но цель другая у меня.
Москву я ехал покорять,
Но не стрелять, не убивать.
Благие цели я держал
И всё надеялся и ждал,
Что выбьюсь в люди, буду жить,
Семью, детей своих любить.
Но, ни семьи, и не угла,
Прошла утопии пора.
Обман, стяжательство кругом
И я условно стал рабом.
В не пробивную стену лбом
Упёрся будто я слепой.
Так потерял совсем покой
И думал, думал день и ночь,
Себе и людям, как помочь.
В груди стоял тяжёлый ком
И я решил быть вожаком.
Ведь жизнь одна и прозябать!?
Я не хотел судьбы печать
Принять, смирится и война
Во мне проснулась и она,
Как искра ненависти, зла,
Зажгла в груди огонь борьбы.
Я изменил свой ход судьбы,
Воспрянул духом — мы ль рабы
У капитала, богачей!?
Огонь борьбы горел сильней,
Я обезумил, как в Чечне
И всё равно уж было мне
Погибнуть или победить.
Я не хотел иначе жить.


Искал богатых хитрецов,
И как народных подлецов
За душу тряс и убивал,
Кто мой приказ не выполнял
Вернуть народу капитал.
Его же бедным раздавал
И в наслаждении сиял.
Есть справедливость на земле,
Она в народе и во мне.
Но в глубине я понимал,
Что путь борьбы не тот избрал,
Что поперёк идти страны,
Где вся верхушка и чины
Структуру сделали, закон,
Неприкасаем был, чтоб он,
Его величье, капитал.
Я это поздно осознал.
Пошёл в народ сплотить ряды,
Но от сумы и от тюрьмы
Не зарекайся, говорят.
И вот мой штаб сидит подряд.
Судите судьи свой позор,
Не террорист я и не вор.
Я честный сын своей страны,
А вы отродье сатаны,
За деньги предали народ,
Но будет всё наоборот.


         Денница.
—Так что Артур, богатство бич,
А бедность лакомый кулич!?
Но все стремятся богатеть,
Так, как вопрос тот  разуметь?
Богатство, видите ли, грех,
То вызывает даже смех.
Страданье, бедность, путь то в рай!?
Тогда живи и ожидай.
Богатство, роскошь, что ж путь в ад!?
Высоких все ж хотят зарплат!


          Артур.
—Не надо денег и казны,
Но люди в радости должны
Прожить мирской короткий путь.
Не это ль жизни нашей суть?
Чтоб каждый день народ вставал
И тяжко, горько не вздыхал,
А жизнь, природу воспевал
И говорил: « Хвала властям,
О, как живётся сладко нам!»
И двери настежь, заходи!
И счастье только впереди.
Когда в душе не злой настрой,
Найдёт мир путь святой земной.

        Архангел.   
—В тебе есть истины зерно,
Не всем Артур, оно дано.
Придёт твой час, придёт твой срок,
Ты вразумишь сих слов урок.
Зерно в живую плоть земли
Посеешь, чтоб ростки взошли.
Они взойдут, светилом дня
Без вспышек грозного огня.
И тёплым светом божества
Прольют в мир вещие слова.
Вздохнёт восторженно земля,
Народ же будет твой судья,
Да будет так, глаголю я.


Во сне он дальше видит суд,
Что приговор ему несут
В тяжёлой папке, зал весь встал.
Судьи тут голос зазвучал,
Артур Безродный виноват
И сорок пять минут подряд
Читал, Артуров путь,  вину


И натянул судьбы струну
Уж до предела, а потом
Был приговор, как с неба гром.
Под стражу в зале, взять, суда,
В тюрьму упрятать навсегда.
И в десять суток дан был срок,
Протест подать, не тот, коль «рок»
Ему назначили судом
И адвокат, горя стыдом,
Что он не смог вину смягчить
И наказанье облегчить,
Протест, поклялся, в раз подать.
Артуру ж год пришлось здесь ждать.
Вот он проснулся, лёг на бок
И слышит, звякнул вдруг замок.
Открылась дверь со скрипом тут,
На суд повторный повезут,
Сообщенье сделали ему.
Надежды свет развеял тьму.
Он час назначенный, так ждал!
Что часто тягостно вздыхал
И напряжение внутри
Давило грудь часа, так три.

         
     Повторный суд.    
И снова в зале он суда.
Его доставили сюда
В определённый, строго, час.
Уже процесс идёт сейчас.
Вот обвинитель, вот судья,
Но, в общем, свита в сборе вся.
И с пострадавшей стороны,
Здесь жёны, дочери, сыны.
Тут обвиняемый встаёт
И речь пространную ведёт.
(Ему дозволил то, судья).

               Артур. 
Вину свою признал всю я.
Нельзя от рода убивать,
Но разве мог тогда понять!?
Не в них причина, сделал строй,
Что я остался за чертой
Всех наших благ, как и народ.
Я б не восстал, наоборот,
Капитализм, да бог  бы с ним,
Коль пониманием одним
С народом жил бы заодно,
Но он, как тёмное пятно
Не даст народу в жизни свет.
Пройдёт хоть тысячу пусть лет,
Но будет истина звучать,
Потомки станут изучать,
Где справедливость, правда, ложь
И на кого я был похож?
Не анархист, не либерал,
Какой во мне же идеал?
И крепко верю я в страну,
Что не пойдёт она ко дну.
Не станет нищей и с колен
Во славе лучших перемен
Она поднимется о, Русь!
Безмерно я тобой горжусь.
Настанет, верю я, то время,
Придёт к тебе младое племя,
Оно взойдёт из зёрен семя
На почве той, где «Чернозём».
О, как ростков мы этих ждём!
Так засучите рукава,
Пашите! Вот мои слова.
И справедливости зерно
В России сейте, так светло!
Чтоб возбуждало душу, кровь,
Чтоб всенародную любовь
Нам воскресить опять к труду.
Сейчас хочу сказать суду,
Судите судьи! Час придёт,
Позор иль честь меня найдёт!?


        Эпилог.
Повторный суд, что он решил
И как Артура осудил?
Пусть приговор же даст народ
И не один пройдёт так год.
Сужденья разные дадут.
Вновь поколения придут
И что Артуру воздадут?
Позор иль честь, скажи народ!
Артур твоих суждений ждёт.

15. 02. 2006г. Среда — Сретение Господне.
             20 часов.