Гудзон течет себе Атлантике навстречу,
не ведая о племени людском.
На 45ой стрит библейский поп-расстрига
стращает всех конечною расплатой
за жизнь бездумную в грехе.
Так словно исполняет долг, являя
казарменную верность небесам,
с безликой отрешенностью адепта
и к западу направленным перстом...
И тянутся у нас над головами
ущелье за ущелием, хребты,
озера, реки - все в прозрачной в дымке -
Одиннадцать до самых Кордильер,
наполненных туманами и влагой,
и солнца предзакатным янтарем,
и голосами вдаль бегущей жизни.
Мир, что отпущен как волшебный срок
тому, кого еще не мучит дума
о скором отречении земном...
О, город в каменно подъятых парусах,
печально здесь вздохнет твой гость случайный
средь приумолкших в сумраке ночном
сбежавшихся на перекресток улиц -
когда на миг почудится ему
под тихою луной за облаками,
что смерти нет, что смерти не бывает -
все только град, плывущий в небесах...
Когда душа могла бы улететь
за горизонт событий наших малых.
И, исподволь умея отличить
все разом явленные направленья,
попасть на север - в будущее то есть -
и жить другой, возвышенною жизнью...
О, город, времени корабль, когда бы знать -
что там в морях твоих за куполом прозрачным?
Где ты скользишь один вдали от прописных
календарей и дат очередных
предвестником бессмертья многозначным.
2005