(предыдущая глава из романа «Миледи и все, все, все»
«Интриги и козни Европы бедной и роскошной»
http://www.stihi.ru/2018/05/30/2014)
* * *
...Любителя штормов и просто бурь
природа не могла найти на бриге.
Куда-нибудь в Архангельск иль Стамбул
бриг вовсе не дошёл бы... дальше Риги.
Пути на Ла-Рошель сам чёрт не рад!
Уж лучше месяц жить во тьме чулана!
У плаванья нерадостный формат,
а новое влекло горою плана.
Не смешивался рвотный аромат
с солёным ветром, но... герой упрямо
на палубе держался, словно пьяный.
Когда штормА и вОлны плоть громят,
всё выглядит трагедией и драмой.
Как быть, когда в глаза тебе хамят
с начала маеты, без срока данной?!
– ...Ты что-то мне не нравишься, камрад!
Твоя физиономия горда, но
тебя нескоро штормы закалят! –
косился капитан на д'Артаньяна,
похожего едва ль на моремана.
– В лице я зеленею с качкой в лад,
стыдясь едва ли дать тому огласку.
Стал из-за волн убойных трусоват
я с са'мого... желудок дал подсказку...
отплытия. И кто же виноват?!
Когда же наконец-то обновят
нам линию морского горизонта?! –
выл д'Артаньян от палубного гнёта.
– С чего бы, сударь мой, спешить нам в ад?
Рты шторм нам прополощет до миндалин, –
пройдоха капитан был фамильярен. –
Пребудем скоро. Как дела, РожЕ?
Иль как тебя? Хосе? – на быстром бриге,
на коем д'Артаньян плыл в Ла-Рошель,
старт тайно взяли новые интриги...
. . .
…Прорвав кольцо блокады в сентябре,
пришёл голландский бриг. Не эфемерный.
Для тех, кто понимает толк в «старье»,
вино приплыло выдержки отменной.
По прихоти Всевышнего Творца
в порт плыл агент по прозвищу Цунами…
На палубе нейтрального купца,
конечно, под чужими именами,
стояли врозь Она и д'Артаньян.
Поссорились. Нашла коса на камень.
Шарль праведным был гневом обуян
и час назад размахивал руками,
когда узнал про некий скользкий путь,
каким намеривалась Афродита
заставить коменданта присягнуть
короне. В тайном качестве наймита
Людовика был должен комендант
способствовать паденью Ла-Рошели.
По численности крошечный десант
обязан был достичь великой цели.
Таможню миновали без проблем,
но Шарль приревновал к своей мамзели,
ведь в сторону её самцы совсем
бестактно хищно вытянули шеи.
Красавица зевнула невзначай,
плывя сквозь строй зевак холодной рыбой:
всяк отвали и мне не докучай!
Я хороша, но вам-то что за прибыль!
Приезжая по скромности манер
смотрелась эталоном пуританки,
а спутник как нервозный кавалер
терял своей беспечности останки.
Он прибыл как «испанец», а она
была по документам англичанкой.
Мадам была в себя лишь влюблена,
а он кружил вокруг голодной чайкой.
Он молод был лицом, но борода
дала солидность больше, чем небритость.
Зачем же ла-рошельскую закрытость
он предпочёл всем мирным городам?
Испанец на голландской службе – что же
молодчика в осаду занесло?
Он по легенде обожал до дрожи
свою жену. Та, всем смертям назло,
оставшись верной делу Бекингема,
мечтала, как о падали гиена,
чтоб домогался вновь британский флот
союзнических ла-рошельских вод.
Пусть к Афродите Шарль дышал неровно
и лишь себя впускал её в постель,
лазутческая пара хладнокровно
вошла с тылов во вражью цитадель.
Во время подготовки их визита
в недружескую крепость белым днём
Шарль удивлён был тем, что Афродита
забыла прямо напрочь о своём
кошмарном пребыванье в Ла-Рошели,
как будто не была там никогда.
Те, кто повисли камнем бы на шее,
в ней опознав другую, навсегда
исчезли все из списка осаждённых.
Пока шпионам дьявольски везёт,
но пусть и в Ла-Рошели бережёных
Господь, как говорится, бережёт.
Гасконец уповал на воплощенье
в жизнь замыслов, прикидывал шаги.
Шарль был уверен, что в ночь похищенья
несчастной Афродиты все враги,
кто знал её в лицо, погибли в схватке.
По этой части плана всё – в порядке.
А если брать его, он с бородой
был и ухожен, и пригож собой.
Он выглядел усталым, полусонным,
был роем попрошаек уязвлён,
но с мужеством, отнюдь не иллюзорным,
мог с местным бы расправиться жульём.
В душе своей юнцу не доставало
дотошности, как в мэтре пожилом,
но слухов он наелся до отвала.
…Гостиница, соседствуя с жильём
мерзавца коменданта, отвечала
всем требованиям семейных пар.
Гасконец убедился для начала,
что винами в достатке полон бар.
Ничьих не вызывая притязаний,
в укромном уголке, но в общем зале,
«испанец» скромно ужинал с «женой».
Народ тут голодал, и хлеб ржаной
для многих яством сделался давно уж.
Грызть хлеб сухой себя не приневолишь
и блюдо с дорогим тут каплуном
гость заказал с бутылочным вином.
Шарль ел весьма культурно и не чавкал.
Как сытый кот, он жмурился на свет.
Слух занят был фрагментами бесед
тех, кто пил пиво. «Балтика»? «Очаков»?
Вошёл и сел напротив гугенот
в надвинутой аж на нос пышной шляпе.
Краса приезжей дамы, словно мёд,
влекла мужчин, как мух – глазей без платы!
С ней кайф словить и дьявол был бы рад,
и самые последние раззявы!
В гостиничный кабак шли все подряд,
иначе разорился бы хозяин.
Всего лишь на минуту – по нужде
отлить излишки в уличную яму –
отвлёкся Шарль, одну оставив даму,
и, во взаимной суетясь вражде,
бухие завсегдатае таверны
к столу приезжей бросились, как псы!
Носительница редкостной красы
не вдруг сообразила: дело скверно!
Она к стене отпрянула и грудь
ладонями закрыла машинально:
«О, Боже! Помогите кто-нибудь»!
Мужланы покуражились шикарно:
В короткий срок облапили весь стол,
хватая и куски, и даже кости.
Вино хлебали, наплевав на тосты.
…Из уст раздался облегчённый стон –
красотка, избежав щипков и шишек,
в итоге убедилась: это был
налёт изголодавшихся воришек.
Вино и закусь вызвали их пыл.
«Красотка, не сердись! Мы за тобою
вернёмся, чтоб любить тебя, дай срок»! –
налётчики стремительной толпою
из кабака рванули наутёк.
Дородный гость с лицом, закрытым шляпой,
красавице на помощь подбежал:
– Не уследить за всей шпаной проклятой!
Сударыня, мне жаль вас! Очень жаль!
– Я только приплыла – и вдруг такое!
– Берусь с лихвой я возместить ущерб.
Вы сможете в уюте и покое
откушать всё, на что я буду щедр.
А мой стол не гостиничная серость.
– Да? Я заинтригована. Почти.
А чем регламентирована щедрость?
– А тем, что у фортуны я в чести.
Тому примером, счастье встречи с вами.
Как ваше имя, милочка? – Я Клер.
– О, Клер, с такими, как у вас глазами,
вам быть богиней! Где ваш кавалер?
– Я здесь! – из-за спины раздался голос. –
Эй, человече, где моя еда?!
Размазан по тарелкам только соус!
– О, сударь, это горе не беда.
Вот Клер со мной почти уже согласна.
– Но как вы уложились в пять минут?!
– Ну, что вы. Меньше трёх минут я тут.
– Да вы – обжора, братец! Это ясно!
Яств не нашли сочней и слаще вин
во всей округе?! Сели б на диету!
– Я?! К этому причастен инциденту?! –
оправдывался местный мещанин. –
Нет. Вы меня нелепо оболгали!
Я даже и понюхать не успел
того, что было налито в бокале!
К тому же, ни кусочка я не съел.
– Выходит, съел я сам и с нарочитым
негодованьем с вас спросить посмел?!
– О том, кто болен зверским аппетитом,
спросили б лучше у милашки Клер!
– Не смейте оскорблять мою супругу!
– Нет-нет! Она действительно мила.
– Не надо ставить лесть себе в заслугу!
– В вас подлинно учтивость умерла.
Доколе мне терпеть ещё чушь злого
невежи, проморгавшего обед?!
Не надо мне навязывать чужого!
– Я сам устал выслушивать ваш бред! –
и тут Шарль обругал в сердцах и длинно
невзрачного на вид простолюдина,
посмевшего вступить с ним нагло в спор –
съел не своё, чтобы в глаза врать вздор!
Язык свой изощрив не в комплименте
а в экскурсе в испанский лексикон,
гасконец, соответствуя легенде
горячего идальго, испокон
не жадного в раздаче зуботычин,
украсил апперкотом амплуа,
но будучи притом самокритичен
и помня дорогого каплуна,
другой кулак впечатал в область пресса.
В свирепости своей страшнее беса,
напрасно он транжирил свой талант.
Он думал, что пред ним сам комендант,
пришедший поохотиться на женщин,
вкусил невольно стыд и боль затрещин.
В другой раз пусть задумается, гад,
устраивать ли новый маскарад!
Смотря на драчуна благоговейно
и не скупясь на качество острот,
от шоу оживилась вся таверна,
шумел аплодисментами народ.
Побитый себя чувствовал прескверно:
согнулся пополам башкой вперёд,
беззвучно разевал в одышке рот,
закатывал глаза и пучил бельма.
Красотка беспокойно обвела
беснующихся зрителей очами.
«Муж» молодецки поводил плечами,
таская жертву за нос, как вола:
– Дышите носом, наглая скотина
и кланяйтесь идальго, а взамен… –
пар выпустив, испанский шоумен
пред публикой раскланялся картинно, –
взамен я закажу вам фрикасе
и лопайте, хоть целое корыто!
Ну, а пока держите пасть закрытой!
– Уйдём отсюда поскорей, Хосе! –
остановить решила дама свару. –
Беда для нас, коль это комендант.
Нас запросто проводят к комиссару
полиции. А вдруг он – злой педант?!
Отбросив оппонента прочь на лавку,
ему Шарль нахлобучил глубоко,
по плечи, шляпу, исключая драку,
точнее, обрекая на покой.
Шарль молвил на прощанье человеку:
– Адью! Поспи, любезный. Ночь темна.
Пора и нам уставшие тела
определять заслуженно к ночлегу.
«Ох, как же ты излишне тороплив!
Ох, дров ты нарубил, не разбирая!
Всё – ярость твоя глупая слепая,
твой дикий, необузданный порыв!
Ты драться б не полез, когда бы ведал:
Что он не трогал нашего обеда.
Ты был с ним неоправданно жесток, –
шептала дама. – Спешка – что за кредо»?!
Ловя звучащий шёпотом упрёк,
Шарль опрометью спутницу увлёк,
причём узрел при бегстве из столовой:
хозяин шлёт мальчишку-вестового
на улицу, а пальцем тычет в них…
Последствия не сразу и не вмиг,
но всё же не замедлили нагрянуть.
– …Мы посланы сюда не только глянуть
на вас, но и доставить кой-куда.
– Удобна ли тюремная карета? –
Шарль вопрошал с капризностью эстета.
– Не надо упрощать всё, господа, –
сержант из полицейского дозора
был подлинно корректен и не зол.
– Ну что же, я не вижу в том позора,
что нас сопроводит ночной дозор…
У Шарля сходу выпросили шпагу –
сказали, что почистят и вернут –
и д'Артаньян, к всеобщему же благу,
заверил власть, что он не баламут…
– Не бойся, Афродита. К англичанам
тут все сейчас лояльны, как нигде, –
шептал в карете Шарль. – С таким началом
закончится всё в мирной суете…
Тактичное, незлое отношенье
к приезжим проявил конвой в пути.
Но крут конвой! С такими не шути!
На вид (при тусклом, впрочем, освещенье)
Хозяин симпатичный был добряк.
Хозяину желанны, как мессия,
они попали в тёмный особняк,
не испытав угроз или насилья.
«Всё это не похоже на тюрьму,
но запросто сойдёт за контрразведку», –
заметил д'Артаньян довольно метко,
и женщина ответила: «Ну-ну».
…Ни молодой, ни старый, востроглазый,
своим гостям хозяин, явно босс,
устроил ненавязчивый допрос
и пожурил немного за проказы:
мол, как же так, приличный дворянин,
к тому ж ещё и родственничек дона
Сервантеса, а вёл себя, как свин!
…Оправдываться начал убеждённо
Шарль, нарушитель местной тишины:
– Ах, эта ваша местная бодяга!
В пути опора для своей жены,
я – скромный путешественник, идальго.
И вдруг я в неком здешнем едоке
встречаю интерес к чужим обедам.
Я был взбешён! Но если бы я ведал…
Мне кажется теперь, что в кабаке
тот человек, что, будучи поддатым,
был найден мною за моим столом,
мог быть переодетым комендантом.
Но ведь ему досталось поделом!
Вполне похожий на простолюдина,
себя он вызывающе повёл,
себе творить позволил произвол.
И мне тогда уж было всё едино…
Хозяин поперхнулся, а затем
смеялся от души и даже долго:
– Ну, раз уж мы коснулись этих тем,
то я своим считаю чувством долга
про ваши заблужденья вам сказать,
вам выплатив за ужин неустойку.
Гильом – несостоявшийся мой зять,
но он не комендант отнюдь, поскольку,
при том, что посвящённым нет числа,
лишь вам, приезжим людям, неизвестно,
что комендантом тут являюсь я.
Но вам услышать будет интересно,
что за него лишь чуть я огорчён,
пусть даже способ вашего знакомства
рассчитан был на жулика иль монстра.
Гильом ведь как едок был не причём,
когда попал под ваше подозренье
и вами обвинялся в воровстве.
Вы стали поневоле жертвой зренья,
приняв его за мещанина. Фе!
– Он был одет в мещанские отрепья,
а гонором запасся, как маркиз.
– Жена у вас, мой друг, великолепна.
Гильом увлёкся. Все бы увлеклись!
– Однако, городские побирушки
ей предпочли… то, чем богат был стол:
не взоры услаждали, а лишь брюшки,
польстившись на вино и разносол.
– Супруга ваша, сударь, так прекрасна, –
хозяйский взор стал крайне маслянист, –
так чарами красы для нас опасна,
что я скорблю, что сам я неказист.
Мордашка Клер, сиявшая улыбкой,
зевотой исказилась только раз.
Взор коменданта, откровенно липкий,
подстёгивал сильнее льстивых фраз.
Тут подали вино, сыр, сухофрукты,
хлеб, рыбу – то, что было под рукой.
Такие в изобилии продукты
гостей взбодрили – речь текла рекой.
Уж не грозила участь арестанта
драчливому Хосе, но вот беда:
вновь становились взоры коменданта
излишне плотоядными, когда
он напрочь забывал порой о муже
и называл красавицу ma shear.
Дышал он к ней неровно и к тому же
такой красы не знала Ла-Рошель.
Он мысленно коснулся по-хозяйски
всех черт её и лакомых частей.
Вид у блондинки был цветущий, майский.
Когда у раскрасневшихся гостей
от выпитого глазки окосели,
хозяин сделал вид, что перебрал:
– Моя мечта, хоть я и генерал –
капустные плантации в Брюсселе.
Помощница мне будет там нужна.
Когда-нибудь закончится война
и мы, мою мечту реализуя,
всё сделаем, чтоб жизнь прошла не всуе.
– Хотя меня застали вы врасплох –
жизнь странные рисует арабески –
но на её сегодняшнем отрезке
я верю Клер, что вас послал мне Бог.
Вас рад принять сердечно и по-светски,
но я не знаю, жаль, и знать не мог,
что сами вы вложили в цель поездки.
Красавица, почувствовав подвох,
из затрудненья выкрутилась с блеском:
– Коль вы мне говорите не в упрёк,
то к вашей жизни стану я довеском.
Вас очень прозорливым сделал Бог,
внушив вам всё, и точно, и умело,
что я сама сказать вам не успела.
Но мой ответ лежит уж на губах.
Вы – высшее, что есть, из местных благ
не только для меня. Но я ни спьяну,
ни трезвая скрывать восторг не стану.
Вы поняли заведомо всё враз:
я появилась тут лишь ради вас!
Одной рукою притянув за шею
хозяина к себе, она в кулак
другую руку за спиной своею
для Шарля сжала, мол, молчи, дурак!
Остынь, мол, и крепи надёжность тыла!
На женские уловки нет суда!
Распущенность любовницы смутила
ревнивца Шарля – шпагу бы сюда!
Он молча проклинал судьбину злую,
когда два полупьяных поцелуя
в единый вызывающе слились.
Ну, как стерпеть сей дьявольский сюрприз?!
Напав на господина де Бриенна,
сравнить на прочность череп и бутыль?
Тогда вбежит сержант и непременно
всю кровь из гостя выпустит, упырь.
Красотка мягко, как бы с неохотой,
сама прервав лобзание взасос,
оборотилась к спутнику с зевотой:
– Что ты стоишь, как каменный утёс?
– Засиживаться было бы бестактней.
– Ночуем мы в гостинице, не так ли?
Две ночи мы не спим уже подряд.
Любезный генерал наш будет рад
сам лично проводить нас до кареты,
а мы его восхвалим от души
за полноценность той нежданной лепты,
что внёс он в наш уют в такой глуши.
Расстроенный хозяин не перечил:
– Уходите так быстро? Вот печаль!
Ночами модно пить в Европе чай
пред выходом. Под чай в Европе речи
галантнее. Хотите, угощу?
– До выхода осталось уж два шага,
а к мужниному модному плащу
пошла бы конфискованная шпага.
– Сержант, верните всё моим гостям
и обеспечьте путь им до таверны.
Рад услужить был вашим, Клер, устам.
Желудку услужил? – Неимоверно!
Спасибо, де Бриенн! Я, как никто,
ценю вкус кильки, поданной на злате.
– Послужит утешением мне то,
что я взгляну на вас ещё и сзади.
Тут пО уши влюблённый де Бриенн
сказал, целуя руки ей и плечи:
– С изображеньем вашим гобелен
я закажу в честь первой нашей встречи.
У женщины расширились глаза:
– Там будет мой вид спереди иль сзади?
Как жаль, что мы находимся в осаде.
На воле я – такая егоза!
Проклятая война! Конца не видно!
– А вы интересуетесь концом?
– Когда грохочут пушки, я фригидна.
Бриенн заметно помрачнел лицом:
– Не жаль, что так мотает вас по свету,
но жаль, что я не знал вас столько лет!..
Сержант, сопровождавший вновь карету,
вернул «испанцу» шпагу и стилет.
Шарль, ждавший от распутницы доклада
и объяснений, услыхал: «Не ной.
Так надо, милый мой, поверь, так надо».
От женского мурлыканья герой
терял свою воинственность ревнивца,
поскольку чувства к «лондонской жене»
в душе успели так укорениться,
что твёрдый гнев похож стал на желе...
(продолжение http://www.stihi.ru/2018/06/04/6649)