СЛОНИК СЗАДИ
Когда ничего не умеешь делать, делай то, что умеешь наверняка. Ну не может быть, чтобы ты не годился ни для какого дела! Всегда отыщется что-то такое, с чем ты справляешься лучше других. Ну а если сегодня твоё дело с тобой не дружит, значит, сегодня не твой день, но, честное слово, завтра всё обязательно образуется!
Девочка совсем не умеет рисовать. Ну если только капельку. Если только дом, конечно, с трубой, из трубы – дым, голубой, и дым из трубы всегда – и зимой и летом, потому что он не признак холодной погоды, а свидетельство радушия хозяев: дом жив, пока теплится очаг. К любому дому прилагается забор. С котом. Кот ушёл – забор остался. Потому что забору не надо ловить мышей. И девочка старательно – дощечка к дощечке – рисует забор. У забора – дерево, на дереве – скворечник с улетевшим скворцом. И какой дурак не нарисует маленький деревянный домик с дыркой в серединке? За забором – круглая клумба с разными цветами и аккуратные дорожки, по которым ходят улыбчивые люди. Но клумба и цветы, дорожки и люди с улыбками отсюда не видны, и их рисовать не надо. И когда девочкиных домов с кирпичной трубой и голубым дымом, с забором без кота и деревом без скворца в детском саду на полке у Веры Петровны становится так много, что из них можно составить целую большую деревню, девочка вдруг соображает, что с домами надо повременить. И тут на альбомном листке появляется слоник, словно он только что пришёл прямо из Африки… ну или из Индии. Слоник сзади. Слоник сзади потому, что, во-первых, это совсем не то же самое, что слоник спереди, и, во-вторых, это как раз тот редкий и счастливый случай, когда девочка может хоть что-то нарисовать, кроме дома с трубой, забора без кота и дерева без скворца. Сначала она рисует две арки: большую и маленькую – одну в другой, как если б это была двойная радуга, соединённая внизу. Это тело слоника. Посередине – тонкий, похожий на дождевого червяка, короткий хвостик. На конце хвостика – кисточка, чтобы отгонять назойливых мух. Над верхней аркой – полукруг. Это голова слоника. По обеим сторонам – по овалу. Это его уши. Кверху от головы – длинная трубочка. Это его хобот. А из хобота – струйка воды. Слоник сзади готов! Сделать всегда быстрей, чем объяснять. Только про водяную струйку забывать нельзя. Слоники очень любят воду, и к тому же они отличные пловцы и, если надо, могут переплыть даже океан! И когда девочкиных слоников сзади на полке у Веры Петровны собирается такое огромное стадо, что под его тяжестью в любой момент с лёгкостью готова обрушиться не только полка, но и здание детского сада, девочка вдруг понимает, что в большом количестве слоники сзади не так уж безопасны, как может показаться на первый взгляд, и что с ними она явно переборщила. И так как слоник спереди ничуть не легче слоника сзади, а, скорее, наоборот, со слониками вообще придётся подождать. А что может быть легче дома с трубой, забором и деревом, слоника сзади и всего на свете? Только одно – облака… Их-то полка Веры Петровны точно выдержит! Главное – закрывать окна, чтобы облака нечаянно не упорхнули. Хотя нет ничего удивительней твоих собственных нарисованных облаков в настоящем небе!.. Однажды девочка мельком взглянула вверх и задохнулась от восторга: все облака мира стояли над её головой! Такое случается, когда они вдруг забывают, куда им плыть, и плывут туда, куда гонит ветер. А тогда и в самом деле было немного ветрено. К вечеру мир наполнен тишиной и ожиданием ночи и на далёком горизонте расстилаются румяные полотна заката. Красноватый отблеск по-кошачьи, вкрадчиво ложится на кромку каждого облака, подсвечивая его снизу. Небо прозрачное, и рисовать его не надо. Серебристый самолёт только что растворился в самой высоте, а за быстрокрылыми птицами девочка не успела. Но облака… они всегда и насовсем… Они словно тихонько поют: «Нарису-у-у-у-уй». Разумеется, облака петь не умеют, а за них поют кроткие сладкоголосые ангелы или невидимые глазу птицы. Но не всё ли равно, от кого исходит просьба, если просит добрая душа?.. И девочка рисует облака. Конечно, все облака вряд ли поместятся в альбом, но самые пушистые и красивые – легко! И по всему альбомному листу – от края до края – облака, будто на свете больше и нет ничего: ни дома с трубой, забором и деревом, ни слоника сзади, ни девочки – только огромное небо и бегущие облака. Едва заметная карандашная линия обозначает контуры будущего облака, а белая акварель делает его рождение не только возможным, но и случившимся. Можно и даже нужно обойтись без белил, прикоснувшись к намеченному облачку смоченной в воде кистью: вполне достаточно белоснежности самой бумаги. Но девочка этого не знает, потому что художник в ней ещё не проклюнулся. И пока не высохла белая краска, надо не забыть про кошачий закат. Кошачий он потому, что мягкий и осторожный. Но кто вслушивался в закат? Разумеется, никто! Поэтому ни один человек на свете не знает его мелодичного тихого урчания. Девочка макает тонкую кисть в розовую краску и касается ею самого краешка облачка. И вдруг оно оживает и, слегка покачиваясь, несмело и плавно движется по листу. Краски сливаются, аккуратно и нежно проникая одна в другую, и розовая рисует на белой тоненькие прожилки. Но девочка готова поспорить, что облака и правда плывут и смешение красок тут ни при чём. Она подносит альбом к самому рту и дует, дует на облака и совсем не для того, чтобы высыхала краска, а потому, что так облака плывут гораздо быстрее…
На следующий день Вера Петровна носилась с девочкиными облаками по всему детскому саду, показывая их всем подряд: Пине и Веронике, Ленке Горелик и Глекову, ребятам из других групп на прогулке, их воспитательницам и нянечкам, поварам в пышных ватрушечных колпаках и даже самой строгой заведующей с громким пронзительным голосом. Бедная восхищённая Вера Петровна не знала одной простой вещи: девочка совсем не умеет рисовать. А девочке было нестерпимо стыдно, будто только что в хлебном отделе гастронома за углом она тайком затолкнула в рот малюсенькую пресную ароматную булочку за три копейки.