Сказ первый. Сделка.
Вот и я так думал, какие - такие лешие в двадцать первом-то веке? Шутите, что ли?! Ан нетушки – бывают, еще как бывают! А главное мало того, что живут себе скромненько по соседству – не тужат, так вдобавок глупости разные вытворяют - с головою не дружат. Бестолковые одним словом, как древние пеньки, вросшие в землю наглухо и совершенно не желающие двигаться - ни вправо, ни влево, ни в зад, ни вперед. И всё-то их в собственной жизни устраивает, и знать то им ничегошеньки лишнего не требуется. А зачем?! Все и так под рукой, что потребно. А, что непотребно, без того и обойтись начисто можно. На кой лишний хлам в голове да в доме держать, спрашивается? Вот такие пеньки в лешие подаются, живут себе отшельниками, где-нибудь подальше от людей, по большей части в лесу, у самого темного и дурно пахнущего болота, чтобы воротило народ от его места проживания на десять верст вокруг. А тех, кто все-таки плюнет на разные неприятности и не прошеным гостем сунется, обязательно по туманам да кустам непролазным водить станет, да так, чтобы выход из путешествия такого, найти непросто было. Все знания и умения тут же потребуются, всё чему учили – вспомнится, да аукнется: умному – спасением чудесным, а невежде – омутом безвестным!
Что-то я заболтался тут про разное. Пора бы уже саму сказку сказывать, маслом хлеб намазывать, молочком парным запивать - мудрую мысль задвигать…
Стало быть, летом дело было. Человек я холостой и в целом незамужний, одним словом - очень приличный мужчина. Времени свободного – вагон, а девать этот вагон - поди некуда. Вот и денег, куры клевали – клевали, да чуток оставили. Стал я мыслями в голове вращать – биржи посещать, куда бы лишку пристроить, в какую такую финансовую аферу вляпаться, но не запачкаться? И скажу вам по секрету, приприятнейшее это занятие – о деньгах думать, только когда они есть, конечно, но совершенно бестолковое, когда в карманах шиш с маслом! От безденежья, друзья мои, расстройства кишечные случаются, и ипохондрия - до бессонницы.
В ту пору знавал я одного прохвоста, так себе человек, прыщ - прыщем. Дружбы с ним, я особой не водил, а вот пивко по нужде великой, осторожно, но попил. И как-то вечером напросился этот прыщ ко мне на посиделки, за жизнь холостяцкую побренчать, да про баб помолчать. И вот промеж мыслей кучерявых, да речей величавых зашел у нас разговор про инвестиции прибыльные, да такие, чтобы на века и с гарантией пудовой!
- Ты человек стоящий (со знанием дела утверждал прыщ), не смотри, что во хмелю, право слово – туз бубновый, не иначе! И деньжат по всему видать - как у дурака махорки. Я тебе вот, как скажу, ты выгоду ищи там, где её как будто бы и нету вовсе…
- Как это?! (удивился я, а сам кошелек стал проверять - от греха подальше).
- Эка братец! Это наука великая, и тут, пожалуй, я тебе как нельзя кстати пришелся. Что ни на есть, в самую тютельку! (прыщ закатил глаза и многозначительно пальцем в люстру ткнул, будто вселенский пуп обозначил). В том-то и смысл кроется, потратиться на вещицу ненужную – казалось бы, пустяковую, а через год-два озолотиться через неё на веки вечные!
- А водятся ли нынче вещицы эдакие, да, чтобы не задорого? (недоверчиво спросил я, а сам за кошельком слежу пуще прежнего, переживаю за сохранность неимоверно).
- Для нашего брата сыскать, завсегда можно! (подмигнул он, а мутный с поволокой глаз, озорно зарделся). Тут вот какая оказия со мною приключилась, нарочно будто – в наследство давеча вступил, опосля скоропостижной кончины прародительницы фамильной. Бабуся сказать попросту, первостатейная преставилась, и наследством одарила, что ни на есть сказочным – не понарошку, взаправду, ей-ей! (прыщ закивал лысым котелком, а в глазу огонек тлеет - хитрый такой, скользкий, но уж больно завлекательный).
Нет, думаю - пора с кошельком, что-то решать! Чую, дело-то обретает рекламный оборот, а в таких приключениях ухо востро держать надобно, зря, что ли прыщ, умасливать расстарался? Видали таких! А сам промежду прочим кошель на коленки примостил аккуратно и пятернею обласкал. Едва заприметив, заветный лопатник, прыщ, словно бы приглашением на свадебную халяву обзавелся и давай с новою силой свой товар надувать.
- Ты уж не подумай, чего, товар отменный, а перспективы ни дать, ни взять мармеладные и с профицитом изрядным! Я и предлагать бы не стал, но тут такой случай - в колоде туз нашёлся, (и пальцем крючковатым в меня тычет) под стать этой самой перспективе! Что же до меня - спросишь, то не мой это фасон, образами вот не вышел. Да и человек я нынче по существу городской до урбанизма охочий и к отхожему месту теплому - привыкший до мозолей, а наследство вишь - на выселках, через то и беда моя. (прыщ загрустил или может только вид сделал для пущей достоверности и усердно помолчав по новой заболаболил) Небывалое дело и не слыханное, поверишь – не примеришь, а узришь - не усидишь! Продаю родовое гнездо с прикупом нежданным, и не смотри, что далече, в том его цена особая – эксклюзивная. Деревня Кощеевка, слыхал может? Хотя куда там, места то заповедные, городской публикой не топтаные – самобытные значит.
- И, что? (раздражаясь, перебил я) Мало мест таких распрекрасных, с размаху в глобус плюнь, не промахнешься. Изюм-то в чем, в чем прибыльность обещанная?!
- А ты погоди, не торопи так сказать изложение, терпение в таком деле злату ровня, слушай вкрадчиво с осмыслением непременным. Дом в деревне, конечно не хоромы там какие, однако возрасту почетного, пятьсот лет с гаком, и это только из источников достоверных, тому и справочка имеется, сам царь-батюшка писывал. Знамо дело проездом бывал, пиво – воды хлебал, на постой просился – отзывом делился. (прыщ невесть от куда пергамент изъял, сургучом старинным перемотанный и мне протягивает, смотри де купец – сличай, текст музейный изучай)
Я, конечно же, со знанием дела по письменам заковыристым носом поводил, только ни черта, признаться, не понял. Слог, говорю, витиеватый больно – перевода требует по стилю нынешнему - бесхитростному.
- Времена! (вздохнул прыщ) Тексты старинные, что песня, где душе есть место, а нынче, что - в них пустота бездонная, от того глагол существо не гоняет, смысл слов роняет. А смысл рун этих таков, царь по приезде бабусю мою анафеме предаёт, а спустя пару дён хвалебную оду поёт, так-то! Опосля же, царь столицу в те края перенести повелевает, только не сложилось, помер царь-то, спустя пару лет, а указ этот затерялся в закромах государственных. Как тебе изюм - для затравочки?!
- Эвон оно, что. (а у самого ладошки от интереса взмокрели и мураши табуном по спине, однако виду стараюсь не подать – цену пытаюсь сбивать) Только достоверность документа доказать еще надобно, всякого по миру нынче бродит и не угадаешь.
- Твоя правда, спору нет! (прыщ свиток бережно обернул и в одно движение упрятал так, будто и не было раритету, вовсе) Я и сам порывался было достоверность утверждать, но каждый раз, как брался, думать начинал - чем моя затея статься может. А ну как в ход пойдут - заветы царские, и столичные проходимцы да бездельники эмиграцию массовую в Кощеевку затеют, что тогда? Нет, думаю, такой грех ярмом непосильным на меня ляжет, а жить мне еще долго приказано, на кой же ноша такая сдалась - помилуйте!
- Резонно, пожалуй, только неясность одна объяснений требует, а то будто бы пол сказки сказал, а другу половину до лучших времен припрятал. На кой ляд царю, столицу в обмен пускать, чем же ему златоглавая поперек встала? Сказывай! (потребовал я, понимая, что присказка уже на тысячу золотом тянет, а остальное и миллионом не перетянуть)
- Ну, что ж слушай - ушами лапшу кушай. В ту пору времена лихие были – смутные, а царь добрый. Из всех добродетелей, государство - за главную почитал! Через единство народа, сказочные богатства для всех без разбору усматривал. На поприще том и прозвище себе снискал – Великий, в миру Иван Васильевич! Много князь заглавных дел преуспел, не каждый и за три жизни управиться, только достатку для всех - не выходило, сколько ни старался - бедолага. Затеял тогда царь чудес по миру сыскать - прорывных технологий по-нашему, от чего в дальний путь снарядился. Благо слухи ходили, что не перевелись еще места заповедные, и прибытку там - карманы полны и того более. Вот и понесла его нелегкая к цели заветной, но где бы он ни появлялся, всё одно: и люд встречался ленивый и власти вороватые, откель там чудесам взяться-то - спрашивается?! И уж было отчаялся царь-батюшка, приуныл, да только вильнуло его на обратном пути в сторону Кощеевки, тут-то всё и обернулось как нельзя лучше. (прыщ со стула вскочил как ужаленный и давай по комнате маятником бродить, пальцами виски растирать, словно позабыл чего, а после встал как вкопанный – поклонился ни весть кому и продолжил) Жители кощеевские, власти, во все времена привечали, однако надежд особых на её счет не строили, и жить старались обособленно, в согласии с природою и промеж собой не в ссоре. А чудеса, которыми за столетия безбедной жизни обзавелись, не замечали вовсе, словно всегда так было - испокон веков. Царь же за полночь в Кощеевку добрался, вся деревня уже девятый с половиной сон оприходовала, как на тебе – гости, сымай с печи кости! Псы-то деревенские, бубенцы царского кортежу за версту определили, токмо брехать попусту остереглись – умные собаки! От того население врасплох начальство застало, в исподнем на улицу выбегали, срамом высвечивали - при полной луне. Местные куры, потом еще долго от хохоту нестись не могли, через это в деревне все кулинарные идеи в упадок пришли, а молодежь, от незнания конечно, перепелов каждое утро обносить повадилась. Конфликт в лесу - скажу, не шуточный случился, на силу с пернатыми перемирие подписали - позже, правда. От радости великой, кощеевские, по случаю приезда персоны такой, до утра лбы о коленки поклонами расшибали, ужо петухи заутреннюю по третьему кругу пропели, а им неймется! Так расстарались, что царя с дружиною, избытками чувств до падучей уморили. Однако промежду прочим встал вопрос расселения, дружина, та на постой по избам разбрелась, с той минуты их не видали боле - до самого отъезду, а царя к старосте деревенской определили, к бабусе моёной значит. Бабуся в ту пору знатной знахаркою прослыла, за, что с почётом, в старосты избиралась регулярно. Хозяйка с почестями царя в дом заводит, а в избе да в плите - пусто, токмо в сенях капуста. Царя с голоду чуть слюной не поперхнуло, а бабуся к столу-то подходит, кружевным платком проводит, в тот же миг в печи пламя - ярче солнышка сияет и запахами аппетитными потянуло так, что князюшку шатнуло шибко, а покудова он в чувства приходил по избе тарелки да салатницы с яствами необыкновенными летать стали. Тут, некстати вовсе, откуда ни возьмись стул приперся и с поклоном под царя подставился. Стул-то видать правителя, и доконал! Царь в лице переменился, глазами округлился, бородой зашевелился, и попутав проклятия с молитвою на подворье пустился, на колени встал – сам напропалую крестится, а хозяйку благим матом охаживает, почем зря! Все бы ничего, но тут на грех, коза хозяйская, встрять решила. На задние поднялась – сердобольная, и копытами царя по спине приласкала – успокаивает, значит правителя - как родного. Такого поведения от фауны неразумной, царю, перенести уже не случилось, тут-то его, стало быть, Кондратий и пометил! И ежели бы не бабуся моя, с зельем заветным, государь с глузду сдвинулся - определенно. Глотнул князь зелья раз, глотнул другой - и отпустило его, на мир ширше смотреть начал, с фантазией. И принял царь чудеса Кощеевки сердцем, и разумом тож принял - безраздельно! (прыщ, чтобы дух перевести на стул уселся - седалищем пригрелся, а я не будь дураком, подгонять рассказчика принялся)
- Дальше-то, что было, сказывай, не то закупку отменять стану!
- Что тут скажешь? После казуса эдакого, откушал царь хозяйской снеди – не побрезговал, а после домашние премудрости изучать принялся. Многому у бабуси моёной научился, и говорят, практиковал потом, но без фанатизму. А Кощеевку вдоль да поперек не один раз обошел, покуда к осознанию не пришел, что это - то самое, что он так долго сыскать пытался. Народ же, царя, как дитя неразумное пестовал, а после непременно чествовал – усердно, но вот с кузнецом местным, правитель особо задружился, тот вишь, к воздушному змею пороховой заряд присобачил и сам подцепился, в небеса запустился, долго летал – феерично, чуть деревню не спалил – окаянный! С той поры его Змеем-Горынычем прозвали, а опосля, когда кузнец жену с полюбовницей на своем приборе катать стал - трехголовым нарекли. Царя батюшку, изобретатель тоже вроде катал, но про то, достоверно никому неведомо. Тут же, царь указ писать решился, и писаря призвал, потому как почерк у того, был по случаю, подходящий. Но писарь, знамо дело в подвале сховался, призыв царя выполнять отказался. Наотрез! Потребовал карету царскую, дружину по кругу и, чтобы до зубов была непременно, говорящих собак да кошек уж больно пужался, потому от услуг по штату положенных - разумно воздержался. Царь, было, осерчал сперва, но потом, когда прознал, что и войско его от чудес кощеевских, за печами попряталось, долго смеялся за живот держался, а позже сам всю челядь, на карете, из деревни эвакуировал. Дюжину ходок сделать - князь не погнушался, как-никак охрана персональная! Куды без неё денесси?! Стало быть, пергамент тот, собственноручно царственной особой писан был, и сомневаться в том, ни тебе, ни потомкам нашим – не след ныне, и в будущем заказано! (кончил прыщ, и исподволь за мной следить стал, реакцию на сказ аккуратно нюхает)
- Уф! Складно спел – сердце согрел, душу растревожил – будто сам в сказке пожил. (понял я, что сделке быть, а прыщ видать почуял это – и заявляет нахально)
- Пора, однако, кошелек снаряжать, цену в деле держать, да ты гляди, не бойся - не густо, стало бы мне пусто! Задатку из-под купца не грех изымать, потому как традиция такая, а продавцу приятность особая. Пусть будет, скажем – тыща! (прыщ клешнею махнул, словно рубанул) И тебе не в тягость и кошель не всхуднет.
- Пожалуй. (говорю, а сам заднюю мысль имею, как бы под конец сделки наличностью не осрамиться) Только ты сперва цену определи, задаток-то, что - дело плёвое!
- Ага, есть у меня и такое дело! (прыщ загадочно улыбнулся и марш Мендельсона пронзительно свистеть стал) Денег я с тебя боле не возьму – не нать мне, хотя сызмальства к злату слабость имею. Вишь - родовая травма у меня случилась! (а сам лысый котелок бережно поглаживает) Это повитуха – карга старая, при родах моих, впопыхах, инструментом золотым по головке огрела – черт её задери! С той поры финансовый порок со мной случился, и в довесок, вредностью к женскому полу через край набрался, ну не могу я чужому счастью радоваться – хоть убей! А посему - в уплату, отдавай-ка мне любовь свою, без остаточка…
- Кака-така любовь?! (спрашиваю, а у самого мураши вдвое забегали) Сызмальства про таку болячку не слыхивал, и страдать такою не случалось.
- Вот и славно! А коли, нет чего, то и отдать не жалко - по себе знаю. Как ни крути - ценность заболевания этого, сомнительная. Сколько народу через неё к прародителям, раньше сроку отправилось – и не сосчитать! (зловеще хохотнул прыщ и клешню тянет) Что же, по рукам значит?!
- А как же аванс? (меня будто пыльным мешком задело, соображаю туго, а сам в забытьи пятерню, ту, что кошель ласкала, на встречу тяну)
- Да ты не смущайся, соснуть постарайся! Что ж до авансу, то при мне он, долго ли умеючи. Завтра с петухами в мое родовое гнездо летим, там и купчую разом свершим. Только и ты - гляди, прибыль свою поутру не спусти! (прыщ как-то враз обернулся, разок чертыхнулся – матом, будто ругнулся, и был таков, только тухлым яйцом пахнуло, отвратно)
Это я после прознал, что прыща моего в тех местах Кощеем Бессмертным прозвали, не по злобе, а за худобу чрезвычайную - через диету отчаянную и долгие лета – печальные, так-то. Вот и засыпал я в ту ночь долго, бока мял-мял, мял-мял, одну только мысль обгонял: Не всяк, кто по дешевке скупается, после от сраму спасается!
С тем и уснул.
P.S. Продолжение следует, ежели чтец востребует…