3 июня 2018, Чикаго
Когда меня сломают поперёк
за всё, что я когда-нибудь изрёк,
за всех, кого извлёк из гробового
молчанья о сосущей пустоте,
растаявшей на скомканном листе,
вмещающем отчётливо не слово,
но стон, отвоевавший тишину,
с которой приближаешься к окну
в пространство, избегающее сниться,
во время, не дерзнувшее менять; —
когда меня сожгут, когда меня
приклеят к заключительной странице,
чтоб впредь не открывать подобных книг; —
тогда меня разбудит твой двойник,
не посланный тобой и незнакомый.
И я, едва выкашливая боль,
познаю, королевство и король,
насколько друг от друга далеко мы,
и как ты ставишь ногу на паркет,
себя вдевая в день, в котором нет
ни памяти, ни повести, и даже
не сломано ничто, не сожжено,
ничто, ничто, ничто не суждено,
и ты об этом что-нибудь расскажешь,
ворочаясь в нагретых простынях,
дурея от закатного огня
и собственного запаха, пока я
люблю тебя сквозь мантию земли,
пока мы отправляем корабли
ко дну, из рук штурвал не выпуская.