Прислонись к моему плечу, расскажи о прошедшей жизни.
Крокодилы уплыли в Нил, их извилистый путь сомкнулся.
Только птицы остались петь и гиены скулят с укоризной
о том, кто пришёл сюда, лёг и больше уже не проснулся.
Он пришёл в этот крайний мир, из которого нет возврата,
по охотничьим тропам сна, по заветному календарю.
И лежит теперь у ручья, руки вытянув виновато,
и глядит, как над ним несёт старый Боженька вахту свою.
Пусть вода унесёт лицо и сомненья развеет ветер –
он не встанет и не пойдёт, на руке лелея приклад.
И останется живо то, что жило на этой планете,
так, как было оно и сто, и тысячу лет назад.
Он врастёт в этот берег, юн – сердце старого континента.
Переходит он – слон ручей, в русле плещется он – крокодил.
Об охотнике вспомнит лишь пожелтевшая кинолента,
глася, что любому стрелку полагается собственный Нил…