(1) Вещавшая во мгле
Великолепная царица карнавала -
Ещё не молкнул юбилейный гам -
Щепотью едкой соли посыпала
Акмеистически одетых дам.
Вернувшись на день-два из тёмного подвала
Шалившей памяти, смела там-сям
Аккордом кружев, шёлком покрывала
Янтарных вин бокалы по столам.
Вокруг корзин с цветами, мимо кресел,
Означенных в билетах, был не весел
Маршрут, манил не больше, чем чума.
Гадая, что сказать, подумав, не сказала,
Ленивой поступью прошествовала залу
Её Величество Поэзия сама.
(2) Едва сгорает луч
Её Величество Поэзия сама,
Даруя походя направо и налево
Великие дары свои, велела:
"Аграф жемчужный сбоку, где сума".
Счастливые подарками весьма
Глядели ей вослед оторопело,
Одеревеневая то и дело,
Рискуя и боясь сойти с ума.
Алмазный старый век, эпоха серебра,
Ещё придёт сюда великая пора,
Тому свидетельств на балу немало.
Летя сквозь толщу лет, падучая звезда
Угасшим светом вспыхнула, когда
Чинила судбища, награды раздавала
(3) Чакона Баха. Звон
Чинила судбища, награды раздавала,
Азартней было не сыскать игры,
Когда на площади великого базара
Ожили Валтасаровы пиры.
Но если в лоб кого и целовала -
A conto* их младенческой поры -
Блиставших до потопа и обвала,
А на дворе стучали топоры,
Хватали за сердце, и тени бесновались,
Ад оживал, пророчества сбывались:
Зеркальный призрак, жёлтый дом, тюрьма.
Видениям покорны, из тетрадей
Одические выстроились рати
На праздниках изящества ума.
*в счёт
(4) Не блуждала луна
На праздниках изящества ума
Её ли было не дивиться чарам,
Божественными слывшим, и недаром
Ложились тени и сгущалась тьма.
Уж кормчий у руля и вся его корма,
Железом клацая и разгораясь жаром,
Давали ход литературным сварам,
Апломб и зависть брали терема.
Лепить стихи и не свивать гнезда,
А над тобой грохочут поезда,
Лязг, скрежет, толчея вокзала.
Уносят годы почву из-под ног,
Но если б кто-нибудь представить мог:
Античной статуей её Москва знавала!
(5) Античная статуя
Античной статуей её Москва знавала.
Навстречу цвёл шиповник без шипов,
Томительней и слаще не бывало
Истомы тех московских вечеров.
Что делала - сама ещё не понимала,
Не разнимала рук, не говорила слов,
А ночь вокруг опять благоухала,
Ямбических не прерывая снов.
Сквозь радугу невольных слёз звенели
Тринадцать строчек, зрели в колыбели
Агатовый сперва и прочие тома.
Тянулся год за годом, голова трещала,
Усталая одна под вечер навещала
Ясновельможной гостьей пышные дома.
(6) Явление Пушкина
Ясновельможной гостье пышные дома
Великодушно открывали двери,
Лизали руки каменные звери,
Екатерининской кареты бахрома,
Накидкой, перьями а ля Дюма,
Интригою любовной бедной дщери
Её Величества солдата, честно вере,
Престолу послужив, погибшего стоймя,
Увы! Не нам одним до самого конца,
Шепча и плача, бедные сердца
Клонят к себе бесценные анналы.
Иной не жалуя, не требуя себе,
Не покоряются чужой судьбе
Аллеи Царского и Питера каналы.
(7) А мне дороже всех
Аллеи Царского и Питера каналы,
Мостов и арок дивный переплёт
Нет нужды повторять наперечёт,
Ей были милы пышные канавы.
Для счастья надо в сущности так мало:
Она и он, а в старости почёт,
Растить детей, она потом поймёт.
О чём она ещё припоминала?
Жизнь, выбрав нас, даёт нам порученье,
Есть счастье в счастье: предопределенье
Всевышнего исполни, коль честна.
Слова одни, спасённые из плена
Ежеминутной суеты и тлена,
Хранят обрывки старого письма.
(8) Хранима голосом
Хранят обрывки старого письма
Рукой невидимой спасаемые знаки,
А не истлевшая от старости тесьма,
Ни на пожар пришедшие зеваки.
И рек, узрев юродивый днесь мя:
"Молитвой в поле не восходят злаки,
А проповедь священника пресна,
Господним словом не разнимешь драки".
Огонь небесный и небесный глас
Летейской влагой увлажнённых глаз
Отягощённые ресницы
Смежая, лаской утоляли боль
О душах милых, та душа, о сколь
Милее мне её, не светской львицы.
(9) Меня водила муза
Милее мне её, не светской львицы,
Ещё по-детски ломкий голосок,
На сгибе неразрезанной страницы
Ярчайший лист иль блёклый стебелёк,
В аллее статуй белые глазницы,
Озёр простор и в поле огонёк,
Дымок над полем, а над дымом птицы
И девочка, что свой плетёт венок.
Левкоев запах всех сильнее там,
А смерть всё время ходит по пятам,
Мгновенье детства бесконечно длится.
Утешным хором стройных голосов
Звучит во мне не вечной жизни зов,
А странной и больной отроковицы.
(10) Аквамарин. Закат
А странной и больной отроковице
Казалась жизнь загадочно-простой:
Вокруг толпились короли и принцы,
А детская всегда была пустой.
Могильный холод долго будет сниться,
А щёк горящих не студит покой
Решётчатой и сводчатой темницы,
И сероглазый он один такой.
На самом дне его пустой котомки
Зашитое письмо найдут потомки,
Автографом скреплённые листы.
Клонился день томительный к закату,
Аквамаринами расцветили агаты
Таинственные смутные мечты.
(11) Тупо немеет тело
Таинственные смутные мечты,
У Вечности в гостях ночные бденья,
Прозрачные волшебные виденья,
Они как будто божии персты,
Не ведая полдневной суеты,
Ещё давно по воле Провиденья
Меняли облик словно привиденья,
Едва прикрыв под фалдами хвосты.
Её и в детстве словно чья-то тень
Теснила, лишняя, под Судный день
Толпою ряженых с наигранным стараньем.
Евангельскую старость возлюбя,
Лицо её запомнило себя,
Обезображенную болью и страданьем.
(12) О муза наших вдов
Обезображенные болью и страданьем
Мгновения, недели и года,
Ужель её протяжным завываньем
Запали в наши души навсегда?
Ахматовским полна очарованьем,
Неужли нас забвения вода,
Алмазным притянув к себе сияньем,
Шурша песком, накроет без труда?
И сколько вдов, сирот и матерей
Хотело бы оплакано быть ей,
Великой Музой Плача и стенанья.
Дорогою, ведущей в вечный Храм,
Оплачены бесчестие и срам,
Воистину вошедшие в преданье.
(13) Воистину асанна
Воистину вошедшие в преданье
Осатанелые проклятья и плевки
И драгоценны были и легки
Справлять своё особое избранье.
Творить в своём дому своё изгнанье
И чудные себе плести венки
Наверно, могут только чудаки
У Вечности живой на проживанье.
О если б только сквозь тоску и годы
Смогла узреть по случаю погоды
Ажурно-розовый свой "Вечер" Ты,
Не стала б зябко поводя плечами,
Наждача совесть, не стирать ночами
Анафеме преданные черты.
(14) Ахматова из снов
Анафеме преданные черты
Хрестоматийно признанного чуда
Манили нас не пряностями блуда,
А смуглостью надменной красоты.
Татаркой знатной называться ты
О никогда б не стала, но откуда
В поэте русском странная причуда?
А между тем причуды все просты.
Изнемогать от счастья и любви,
Забыться вновь в волнениях крови,
Сама от жизни не того ль желала?
Назвав себя на жизненном балу,
Обворожила всех, презрев хвалу,
Великолепная царица карнавала.
(15) Вечная Ахматова
Великолепная царица карнавала,
Её Величество Поэзия сама,
Чинила судбища, награды раздавала
На праздниках изящества ума.
Античной статуей её Москва знавала,
Ясновельможной гостьей пышные дома,
Аллеи Царского и Питера каналы
Хранят обрывки старого письма.
Милее мне её не светской львицы,
А странной и больной отроковицы
Таинственные смутные мечты.
Обезображенные болью и страданьем,
Воистину вошедшие в преданье,
Анафеме преданные черты.
Июнь 1989