***
Пахнет вселенной,
васильковой водой,
прошлым,
дождя следами.
Тянутся ивы на водопой
гривами и корнями.
Землю целует – молится – сырой тростник,
сыплется сверху семя и пух лебяжий.
Светлячковый берег ещё при тебе возник,
ещё до тебя даже.
Светлячковый берег давно зарос
предсказаньями,
тенями,
липами.
Приоткроешь таинство, сунешь нос –
васильковую воду – выпили,
только капли остались росы ли,
слёз
в святлячковых лазейках этажей нижних –
это ты, как в решете, нёс
и свою, и мою, и другие жизни…
***
В открытом поле одиночество – за тебя, –
воюешь с ветром ли,
с беспокойством сини.
Прислушаешься украдкой – вовсю трубят
медные трубы,
трубочники, что не скосили,
соколы падают стрелами с высоты,
и полёвки уходят под мягкую землю, –
всё это – голос тебя, твоей сироты,
всё это – одиночества звенья.
Никуда его не девай.
Сожми
руку его увереннее и крепче.
Одиночество, ты ли, твоя ли жизнь –
здесь – всё вечно.
***
Опустилась блесна на проточный речной песок,
заиграла невидимо серебристой рыбке леска.
Вот бы раз увидеть, не раз – разок,
того, кто живёт в пустоте небесной.
Плоский камешек бросишь – один, два, три
на воде круги.
Встрепенётся слепая донка.
Береги меня.
Береги.
Никогда внутри
у меня не сотрутся черты ребёнка:
одиночки, бредущего в никуда,
плаксы, о ком никто и не вспомнит,
фантазёра, чья здесь рука
рисовала густые речные волны.