В вагонах, в Тулу шедших линией,
Толстого вслух, боготворя,
с носами красными и синими
читали бабам слесаря,
а с ними кучей, как в повозке,
во всем разнообразьи поз,
читали дети и подростки,
как мчал на Анну паровоз.
В горячей духоте вагона
мы все отдались целиком
порыву слабости врожденной,
что мы всосали с молоком -
сорвав стоп-кран, бежать с вопросами:
нам всё равно, а ей — не очень,
лежит, толстовскими колесами,
раздавлена — и жить не хочет.