После двадцати ты то ли разжирела
то ли осунулась
не знаю что именно с тобой случилось
но ты стала какой-то другой.
Помню как засучив рукава ты писала тонкой рукой
своё имя на ряби городского фонтана.
Нарядная как сама жизнь
ты всегда крошила себе на колени хлеб
заплетала волосы вставив грязную кисточку
и носила браслет на ноге
он не звенел, а звучал.
Теперь он как цепь заключённого
где позолота похожа на ржавчину.
Тебя от высоты укачивает
вот и падаешь на пол
локтем об пустую пепельницу
шум да дребезги
разбила стекло, то рассыпалось сахаром.
У тебя под глазами мешки
и лицо такое усталое.
Целое море в зрачках твоих высохло
вытекло слёзами
по щекам к сожалению не розовым
ведь ты давно уже взрослая
а красные щеки противник серьёзности.
На руке гостит бабочка
белесая, почти белокурая
улетит попадая крыльями
в бит песни в моих же наушниках.
Ей осталось то жить
месяц или несколько дней.
Но может оно и к лучшему
что никто в стихах не скажет о ней
— Ты была хороша пока прыгала в лужи
и бежала от всяких мужей.