Отрезанный ломоть,
сто вёрст до каравая,
порез зарубцевала плоть,
и страха нет у бездны края.
Ведь бездна с высотой едина,
где время перекрестит лбы,
свободу душит середина,
нет края в крайности толпы.
Но край всегда душевный холод,
в озноб откроется однажды,
что утолённый плоти голод.
не утолит духовной жажды.
Опять по-волжски тянет окать,
в родном не видеть перемен,
опять в толпу, где острый локоть,
и тайна гибкости колен.
Но нет прямой в пути окружном,
лишь за лампадой вечный свет.
Куда пришёл – того не нужно,
к кому вернулся – прежних нет.