Опять гарцует за окном февраль,
И Мандельштама яблоко, как встарь,
Хрустело мне неловкое "Прости".
Не перестанет ныть её плечо;
Пустые вопли, маленький зрачок,
И тонны снега, мать его ети.
Щеколда дверь царапала как прежде.
Посуда, ночь, помятая одежда,
Балкон, рассвет, дубовая кровать.
Ты прятала в себе (я не заметил)
Последний осыпающийся пепел,
Но на него мне, в общем-то, плевать.
Нас не запомнят надписи на стенах,
Ни полночь убежавшая по венам,
Ни окна, ни постельное белье.
Не заурчит проглоченное имя,
Ты распадешься на колечки дыма,
Обрадовавшись будто бы всерьез.