(поэма)
«...и в труде своем
никоея ползы обретох»
И.М.Катырев-Ростовский
I.
Жил поэт по кличке Боб.
Отписал и выпал в гроб,
будто бы и не был...
На земле остался стих,
откричал своё и стих,
и – за Бобом в небо.
Раз пришёл с работы Бог,
глянул стих, что сделал Боб,
и вернул землянам.
Тут же люди – ну, народ! –
учредили каждый год
чтенья – Бобиану.
Сам же Боб сидел в аду,
где имел сковороду,
скованную с выей,
к службе он уже привык:
жарил свой родной язык
за грехи земные.
Он почти не говорил, –
разучился, лишь бубнил, –
разберёшь едва ли:
на земле за столько лет,
сколько прожил наш Поэт,
рта открыть не дали.
А смотритель, Старый Чёрт,
знал слова наперечёт
из тетрадки Боба, –
забормочет Боб слова,
сверху – масло, вниз – дрова, –
(не филонил чтобы).
Правда, сам наедине
своей чёртовой жене,
не читавшей прозы,
демонстрировал не раз:
рифмы Боба – высший класс! –
«розы» – «паровозы».
На земле – ажиотаж:
Боба – в массовый тираж,
классика достойный,
и как солнечный удар,
выпадает гонорар
в мир потусторонний.
Весть приходит даже в ад.
Боб, узнав, был очень рад
и с полгода пылко
после смены за отгул
лямку шефскую тянул
в овощегноилке.
В накладной стоит «хурма»,
а придёт вагон дерьма,
и гонец в погонах
рявкнет: «Живо выгружать,
или стану штрафовать
за простой вагонов!»
II.
Взял отгул и на приём
к Богу Боб в Рай-Исполком
с выраженьем кротким
шёл, отмытый до бела,
в чём мамаша родила,
но – при сковородке.
Шёл и думал удалец
про лавровый свой венец –
пряные листочки...
Но венцом его надежд
было – выстроить коттедж
в райском уголочке.
Пусть невзрачным был бы вид
и не стал бы знаменит,
как очаг культурный,
но, чтоб всё – как у людей
одержимых и – Музей
в нём Литературный...
Боб вошёл в Приёмный Храм
тиражом – по зеркалам.
В центре в белой тоге
перед ним – интеллигент, –
шестикрылый референт
Серафим Убогий:
– Мир входящему!
– Привет! Шеф на месте?
– Бога нет, –
(Боб аж закрестился)...
Тот поправился: «Pardon!
Срочно выехал в Рай Он»,
и слегка смутился.
И, наморщив тонкий нос,
продолжал он: «Ваш вопрос
в общем-то известный...
Извещенье от людей
можно вызвать на дисплей,
если интересно».
Заморгал экран, и вот, –
проявился перевод –
тыща одна тыща!
А вверху наискосок
расписал бумагу Бог:
«Чёрт возьми деньжищи!»
Боб опешил и затих:
«Как же так – без запятых?
Где же был асессор?»
– Адрес – вот, – без лишних слов
Серафим нажал на «off», –
вырубил процессор.
И умолк стеклянный шкаф –
допотопной марки «Шарп»,–
клавиши, оконца...
Забубнил в обиде Боб:
– Шли б Вы с Богом, хилый жлоб,
к матери японской!
Но Пернатый Секретарь,
уплывая за алтарь,
отглаголил Бобу
адресок, как кипяток,
аж бедняга – с копыток! –
не хулите Бога!
III.
Нет, не кубарем с горы
Боб летел в тартарары, –
но Крутая Сила
вниз тащила – не свернуть...
Сверху сыпал Млечный Путь
искрами с Точила.
Вдруг иссякла высота.
Носом в мягкие места
ткнулся. Что за идол!
Хлеще атомной войны –
секретарша Сатаны
Чёрная Аида.
Так была удивлена,
что отпрянула она:
– Бобик! Вот так номер!
А, трепались, ты в бреду
проглотил сковороду
и обратно... помер.
Пахло серой и грехом.
Оседлав его верхом,
чуть не искалечив,
и, хлестнув концом хвоста,
завопила: «В три креста!» –
и копытом – в печень.
Где напиться бы найти?
Боб запарился. В пути
есть в шинках напитки –
лимонад и алкоголь...
По закону с двух-ноль-ноль
здесь торгуют жидким.
IIII.
Был час Пик. (А, может, – Треф.)
Мимо Боба, озверев,
как в метро столичном,
кто с работы, кто в цеха, –
жертвы Вечного Греха
двигались привычно.
Шли, бубнили нараспев
«корифеи» ССП, –
зодчие разрухи,
и кричало вороньё:
– Всё, что писано – враньё,
видно, – с голодухи
и от страха, что навет
в наркомат на вас сосед
пишет, не вставая…
Шли такие «мастера», –
кровь из «вечного пера»
капала живая…
Здесь брели в нагой красе
«члены» бывшие – не все,
(список не изучен)
и не знали в адской мгле
доли тех, кто на земле
без вины замучен.
«Сам-то как сюда попал?
Я ж доносов не кропал, –
важное условье!» –
думал Боб, тут в руки – шасть!
Карта! Две! – двойная масть –
«ложь» и «празднословье».
……………………………
Тот, что слева – был судьёй,
взгляд суровый, лик – родной:
– Боб, тебя мы судим…
Оправданий не зови,
не радел ты о любви
ни к себе, ни к людям!
V.
На болото наш тандем
прибыл вскоре. Боб совсем
помирал от жажды.
И светилось без Луны
на конторе Сатаны:
«Ночь приёма граждан».
Доложил Боб: «Так и так».
Сатана в ответ: «Пустяк!»
А Аида в ухо
зашептала. Щуря глаз,
Сатана вскипел: «Тотчас
на ковёр Главбуха!»
Тут же выступил Главбух
и в копыта Боссу – бух!
– Всенижайший Чёрте!
С гонораром мы едва
расплатились за дрова, –
мы ж – на хозрасчёте!
Сатана обмяк чуть-чуть,
жахнул Боба по плечу:
– Бывший Человече!
Вот тебе моя рука,
ты ж отныне на века
будешь обеспечен!
Только в кассе денег нет,
ты поймёшь: любой поэт –
в корешах с культурой.
Отведут тебя в сарай, –
гонорар свой забирай,
так сказать, натурой.
Прощевай, и – будь здоров!
Джину выпьешь? – Выдать штоф!
И пошёл на место! –
Боб в стене оставил брешь,
а в глазах горел коттедж,
розовый, как детство...
______________
Вот и всё. Сюжет истёк.
Стих – на убыль: уж восток
супился на запад,
в преисподней жгли дрова,
а из цеха номер два
шёл горелый запах.
P.S.
Правда, есть сюжет второй, –
Боб обратно в цех родной
не вернулся вовсе,
а пройдя болотный край,
не попал, – был принят (!) в рай...
Но об этом – после.
1988/2007