Струятся глаза пустынные через века,
через тьмы и сомнения полководцев.
Пейзаж меняется, ветер листает страницы,
дописывая между строк,
между облачных глав,
сомкнутых над родничком потаённым.
По берегам пересохших озёр
стоят серые цапли, упирая клювы в закаты,
окрашиваясь в цвета где-то идущей войны.
Деревья переступают корнями неловко,
застенчиво, тихо.
Прислушайся: в воздухе лёгкая дрожь…
Это танцуют деревья
танец извилистый, древний, замысловатый…
Звёзды вьют паутину
в самых возвышенных кронах,
ловят заблудшие души
командировочных, странников, беглых,
приносимые тёплым ветром
из городов-могильников,
городов, похожих на лабиринты лабораторий.
Земля устало вбирает воду и новые кости.
Там, где стоял караван –
лишь осколки кувшина и тени…
Шелковица смотрит в глубокую тёмную воду.
На самой вершине сидят,
тесно прижавшись друг к другу,
крошка-звезда и маленький червячок.
Он беседует со звездой неторопливо и плавно,
прядёт свой тонкий прозрачный узор,
на землю его опуская,
вычерчивая направление тёмного танца.
Верблюд осторожно обходит
раздавленный в спешке кувшин,
в котором плавает месяц.
Звёзды звенят по ночам
и танцуют деревья
по Шёлковому пути
в направлении ночи великой.