Знакомый Господь в своём пыльном мундире,
неужто я первый в клокочущем мире?
Сгорая в червиво-червлёном аду
своих детских снов, я надломленно жду
в российском Шеоле, в приневском сортире –
гуляю в своих вожделений саду.
О, холод души – это лёгкое дельце!
Что нам протоколы, клише? – полотенца
для узников Пряжки! Однажды туда
уйду я, как рубище, сбросив года,
где рвёт отвлечённо зубами младенцев
бог наших уныния, страха, стыда.